Богословие личности - стр. 45

Если выразить одним словом то, что оба эти писателя находят в борьбе и опыте молящегося, мы можем сказать, что это любовь, в которой само существование открывается нам как глубокая тайна, и именно в этой тайне любви мы оказываемся ближе к Богу и ближе друг к другу, чем были прежде.

Эта статья началась с Канта и его знаменитого обвинения в том, что молитва ведет к моральной праздности. Предполагает ли путь, которым мы следовали, простой отказ от Канта, будет в большой степени зависеть от того, как мы понимаем Канта и, в частности, насколько мы считаем его мысль открытой по отношению к аспектам, связанным с моральной и религиозной тайной. Однако феномен молитвы позволяет нам – приглашает нас – увидеть в основной структуре познающего, морального и эмоционального «я» нечто большее, чем непосредственно предлагает кантианская модель. По мере того как мы в молитве продвигаемся к Богу и обнаруживаем, что Бог всегда был здесь, рядом с нами, если только мы это знали, мы узнаем на опыте тайну Бога не просто в смысле трансцендентности Бога по отношению ко всем мирским созерцаниям и понятиям или в смысле онтологической инаковости Бога, но и как тесно связанного с тайной нашего собственного бытия – с ударением на слове «наше». Жизнь со знанием этой тайны не означает ослабления нашего чувства морального долга по отношению к другим или ослабления обязательного стремления к добру в максимально возможной для нас мере, но эта тайна призвана насытить жизнь под знаком свободы кислородом благодарности и принятия.

Перевод с английского Олега Агаркова

Ранняя церковь не пыталась сформулировать понятие личности. Скорее она пыталась понять отношения между Отцом и Сыном, а позднее – отношение Духа к Отцу и Сыну. Непрерывная линия развития понятия личности берет свое начало с момента, когда церковь, усвоив сложную для восприятия идею о единосущии Отца и Сына, попыталась определить различия между ними. Поскольку божественная субстанция, природа или сущность Отца, Сына и Святого Духа для них абсолютно общая[130], выразить их различие в терминах субстанции в полной мере не представляется возможным. Поэтому каппадокийские отцы вводят новую терминологию и новые понятия: понятие ипостась (hypostasis) они относят к различиям, а сущность (ousia) – к общности божественных Лиц. Не воспроизводя сложную историю терминов, достаточно будет сказать, что различия между тремя божественными Лицами заключаются не в субстанции, которая разделяется всеми тремя в равной мере, беспредельно и абсолютно, а в их изначальных отношениях.