Боги умирают в полночь - стр. 12

Я не понимала какая «эта» жизнь не для него. Разве вообще существует другая жизнь? Но спрашивать об этом не стала.

– Забери меня с собой, пожалуйста. Я не нужна маме, и так всем будет лучше.

– Я поговорю об этом с ней, – ответил Гога после некоторого молчания, – пока обещать ничего не буду.

Утром я проснулась от охов-вздохов, так я называла звуки, которые издает мама, закрываясь в комнате с каким-либо мужиком. Она никогда не стеснялась моего присутствия в квартире. Гога был первый кто просил ее вести себя потише.

– Да плевать мне на нее! Она все равно ничего не понимает, – как-то сказала мама, и Гога оставил попытки утихомирить ее.

Наверное они помирились, подумала я. Пока я была в ванной Гога ушел. Когда я зашла на кухню мама варила кофе.

– Где Гога? – чуть ли не плача спросила я маму.

– Да никуда не делся твой Гога. В церковь пошел, ерундой этой твоей заниматься, – мама повернулась и посмотрела на меня. – Только не хнычь! Что тебе вообще взбрело в голову? Зачем тебе вдруг приспичило креститься?

– Так бог хочет.

– Откуда тебе знать чего он хочет? Выдумываешь херню всякую.

– Нет. Я знаю что он есть. Я это чувствую, чувствую его присутствие.

– Зря я оставляла тебя со Светкой, забила тебе дуростью всякой голову.

– Почему ты так против? Ведь хуже мне от этого не будет.

– Не знаю. Может ты и права, хуже не будет, – уже спокойно сказала мама, – я только не понимаю, зачем тебе это нужно, откуда такая потребность в боге?

– Он мой друг. С ним же можно дружить?

Мама смотрела на меня и молчала. На ее лице была скорбь.

– Да. Дружи с богом, если хочешь. Может ты когда-нибудь простишь меня, – после некоторого молчания добавила она.

Я не стала спрашивать за что мне нужно прощать ее. Мне не хотелось с ней разговаривать по душам, потому что всегда подобные разговоры заканчивались ее слезами и обвинениями меня во всех грехах.

Вернулся Гога, он улыбался, и не разуваясь зашел на кухню.

– В субботу идем креститься! Ты довольна, девочка моя?

– Прекрати с ней сюсюкать, она уже большая, – огрызнулась мама.

– Смотри что я тебе купил, – Гога достал что-то из кармана, не обращая внимания на мамин комментарий.

Он положил передо мной золотую цепочку с крестиком, сказал, что это будет знак того, что я крещеная, что крестик надо будет беречь и охранять как символ своей веры. Я крепко обняла его за шею и поблагодарила.

– Вы с мамой помирились? Ты останешься? – тихонько шепнула я ему на ушко.

– Да, дэдико.

– Вахтанг, прекращай! – снова крикнула мама, – и не держи ее вот так!

Я висела на Гоге, обвивая его ногами за талию, а он поддерживал меня за попу.