Боги пустынь и южных морей - стр. 7
Спрыгнув с прилегшего на песок верблюда, стануэсса направилась к Нураму. И снова земля ей казалась зыбкой. Увы, верблюд – это не конь. Сколько она получала удовольствия в Вестейме, пуская любимого Грома страшным галопом, до сумасшествия носясь по всему поместью! А с верблюдами у арленсийки не ладилось: всякий раз ее качало так, словно земля превращалась в беспокойное море. При этом морские путешествия, даже при сильном волнении Эриса переносила хорошо. Можно сказать, великолепно, если вспомнить плаванья с капитаном Шетересом. Сколько лет прошло? Года четыре, пять? Тогда еще Дженсер лишь маячил в женихах, делая ее жизнь сладкой от комплиментов. А капитан Шет – она любила его назвать так, роняя последнюю часть его имени – в самом деле был истинным Шетом в постели, от которого так приятно ныло все тело и к утру становились опухшими губы. Хотя как он издевался над ней, не всегда такое весело вспоминать. Ладно, чего тревожить былое. Тем более былое на его корабле.
Госпожа Диорич подошла к Нураму и, открыв свой бурдюк, предложила:
– Будете? Вода, кстати, лимонная – вкуснее, чем из ручья.
– Девочка, ты очень добрая. У меня дочь такая. Да, хранит тебя и ее Валлахат, – хозяин каравана отстранился от протянутого ему сосуда. – Прибереги для себя. А для Нурама Харфиза нет ничего вкуснее обычной воды. Хотя соврал… вкуснее есть – вода из колодца моего дома, где я когда-то имел счастье родиться. Это в далекой деревне на границе с Эльнубеей. Если говорить по правде, я даже эль не люблю и не пью. Пил твой, чтобы не обидеть тебя, девочка.
– С погодой нам повезло, да? – Эриса присела рядом на подстилку. Казалось, раскаленный песок обжигает даже через плотную шерстяную ткань. Арленсийка поджала ноги, чтобы не касаться голыми икрами песка.
Караванная тропа выделялась изредка являвшимися плитами светлого камня – останками древней нубейской дороги. Ее почему-то еще не до конца поглотило песчаное море. Где-то впереди торчал покосившийся обелиск – дорожный указатель, которые уже попадались на глаза Эрисе. Над дюнами, видевшимися до горизонта, висело красноватое марево.
– Не уверен. Верблюды подергивают ушами, видишь, – аютанец кивнул на своего белого, и стоявших за ним животных возле зарослей колючего кустарника – он темными плетями торчал из серого песка. – Может быть риха-хаттан. Нам нужно пройти до остановки на отдых еще лиг десять – там неплохое место, прикрытое с трех сторон скалами.
– Оазис? – Эриса поправила сползавший с головы платок и отпила из бурдюка глоток теплой воды, немного освежая пересохшее горло. Что-такое риха-хаттан она знала. В переводе с аютанского означало «смертельный ветер». Об этой напасти иногда упоминали караванщики в постоялом дворе господина Фараха Шэбуна. Иногда, сидя вечерами у костров, рассказывали такие небылицы, мол, риха-хаттан насылают темные нубейские боги, которые в понятиях аютанцев и есть истинные демоны, злобно противостоящие Валлахату. Говаривали, что иногда риха-хаттане ветер приносит неведомых существ, которые съедают верблюдов и даже людей. Или хуже того: стихия может разыграться до такой силы, что уносит несчастных в неведомый мир, где их ждет рабство и мучение до конца дней.