Боги поневоле. Наследие Зевса - стр. 7
Меня толкнули в спину, и я, очень четко ощутив себя пленником, сделал несколько неуверенных шагов вперед, с определенным трудом переступая по скользкому полу. Под ногами мелькнуло что-то черное. Я опустил доселе совершенно некультурным образом задранную к потолку голову, закрыл по-идиотски открытый рот и обратил внимание на то, что внизу.
Рот тотчас же открылся снова.
Цвета помещения, где я находился сейчас, вполне соответствовали его восточному облику – люстры свисали с покрытого лазоревой краской или обтянутого материалом того же цвета потолка, с идущей по его краю бордово-красной каймой, от которой к собственно люстрам тянулись длинные, немного выпуклые линии того же цвета. Видимо, из люстр пытались изобразить сразу три красных солнышка.
Поверх лазоревой краски все это было покрыто золотистого цвета витиеватыми изгибами и узорами, среди которых мне на миг почудилась какая-то надпись.
Пол, на который обратить внимание пришлось, чтобы не полететь кубарем, поскользнувшись, был цвета слоновой кости. Производил впечатление мраморного, но имел в шаге от стен кайму глубокого черного цвета, каждый угол которого знаменовался завитушками, похожими на те, что вились по потолку; в центре же его имелось весьма стилизованное изображение не то звезды, не то солнца с шестью конусообразными лучами. В звезду был почему-то вписан треугольник, указующий своей вершиной на дальний конец зала; в треугольнике, очень боясь задеть макушкой низко нависшую люстру, гордо выпрямившись и озираясь по сторонам, стоял я.
Зал был полон народа. Нет, я не мог бы характеризовать количество присутствующих как «толпу», однако, достаточное их число все-таки наблюдалось и было представлено, в основном, стражей, замершей вдоль стен, как раз на небольшом пространстве между черной каймой на полу и стеной. Одеты они были ничуть не менее странно, чем те, что вели меня, но как мне показалось, более богато, и более… грозно. Во всяком случае, на изыскано расшитых поясах, поддерживающих штаны-шаровары, у многих виднелись кривые ятаганы, почему-то лишенные ножен, а у стоящих по углам над головами грозно возвышались пики.
Настороженные и суровые взоры их были обращены ко мне, внушая невольный трепет и вызывая общее, весьма неприятное и очень неуютное ощущение.
Моего слуха коснулся чей-то негромкий, быстрый говор, и я сразу забыл о страже, обращая внимание на то, что находилось в дальнем конце зала, и что рассмотреть было трудно из-за падающего из окон позади яркого света.
Смутно сумел я разглядеть небольшое возвышение, прищурившись, различил низкий диван на нем, заваленный невероятным количеством мягких подушек, и фигуру, вальяжно расположившуюся на них.