Боги и люди - стр. 1

© Радзинский Э.С.

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь розовый шелк, натянутый над гигантским амфитеатром, тяжелые лучи падали на арену. Плавилась арена, усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов…

Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная бочка.

И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный юноша. В золотом венце, в золотой тоге – совершеннейший Аполлон. Только вместо сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич.

И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с бичом, понеслись крики толпы:

– Да здравствует цезарь Нерон!

– Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!

Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст.

Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.

Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой улыбкой старик смотрел вдаль – как тонул в сияющем озере солнечный диск. Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева рука старика машинально мяла свиток.

Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.

Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.

Была ночь, когда носилки со стариком, окруженные эскортом гвардейцев, приблизились к Риму. Рим не спал в эту ночь. Толпы людей с факелами заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.

В колымагах над головами толпы раскачивались в огромных клетках львы, слоны, тигры, носороги… Грохот повозок, крики животных, улюлюканье людей.

Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая занавесей, старик слышал близкие голоса толпы:

– Тигр-то какой. у, тигрюга! Ишь, закрутился, как мышь в ночном горшке!..

– Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее Сабине и лев разглаживал ей морщинки языком. Чего хохочешь? Лев даже обедал вместе с нею за одним столом!

– Указальщик мест сгоняет меня и орет: «Эти места для сенаторов. для сенаторов!.. Так тебя разэтак!.». Тогда я сажусь на крайнее место – три четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою. Но четвертью задницы сижу – сижу на сенаторских местах!..

Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и грусть были на его лице.

– С дороги! Прочь! – гремел где-то рядом голос трибуна. Потом глухо ударили палки по человеческой плоти. Вопли избиваемых людей. И уже побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда – где нависла над вечным городом громада нового цирка.

Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу, сквозь когорты гвардейцев носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти с носилок. Прямой, величественный и гордый, старик неторопливо вышел на арену.

В свете факелов, горящих на пустой арене, ждал его Аполлон с бичом.

Увидев старика, Аполлон бросился ему на грудь, обнял его. Это были какие-то яростные объятия. Он будто душил старика – и лихорадочно приговаривал, почти кричал:

– Сенека! Учитель! Сенека!..

– Нерон. Великий цезарь. – пытаясь вырваться из этих жестоких объятий, бормотал старик.

Но Нерон сжимал его еще яростнее:

– Ну что ты. это для других я цезарь. А для тебя всего лишь твой послушный ученик Нерон.

Наконец Нерон выпустил Сенеку из объятий, будто оттолкнул. Потом с удивлением посмотрел на него. И, бесцеремонно приподняв край тоги, обнаружил тунику и шерстяной нагрудник

– Такая теплая ночь. А ты так укутался, учитель?

– Старость, Цезарь. Охладела кровь. И вечерами я надеваю две туники, обмотки на бедра. И все равно…

Но Сенека не закончил. Из тьмы на арену вышел могучий немолодой мужчина в тоге римского сенатора. За сенатором с серебряной лоханью в руках следовало некое прекрасное существо: грива спутанных волос, огромные глаза и нежное, тщедушное тело мальчика. Этакий Амур.

– Рад тебя видеть, сенатор Антоний Флав, – обратился Сенека к гиганту-сенатору.

Но сенатор смотрел на Сенеку невидящими глазами. Нерон с каким-то любопытством следил за сценой.

Возникла неловкая тишина, и Сенека неторопливо, величественно продолжал: