Богатыриада, или Галопом по европам - стр. 11
– Вправду! – улыбнулся Попович, осторожно погладив девку по голове. – И не трясись так. Как имя твое, девица?
– Емшан, господин. Емшан меня зовут!
– Ишь ты! Полынь, значит, по-нашему… Ну, пошли. Веди нас, добрый молодец! – Попович, не рассчитав силу, хлопнул привратника по плечу, и тот согнулся, сморщившись от боли.
– Добрый человек, а что ты делаешь? – женский голос прозвучал тихо, но разгоряченный Илья каким-то чудом отчетливо расслышал его. Несмотря на треск дерева, истошные (хоть и отдаленные) вопли Щемилы: «Воеводе черниговскому пожалуюсь! Самому князю в Киев! Виру на тебя, ирода, наложат великую!», и уважительно-испуганные комментарии односельчан, собравшихся поглазеть на расправу с корчмой.
Богатырь прервал свою разрушительную работу, утер пот со лба, озадаченно крякнул и повернулся в ту сторону, откуда донесся вопрос. На него без тени испуга, с искренним интересом смотрела Малинка – ученица местной знахарки, и заодно, по общему убеждению, «хворая на голову девка».
– Ну… Это самое… Корчму ломаю! – прогудел Муромец, почему-то почувствовав себя неловко.
– А зачем? Ей же больно! – укоризненно воскликнула Малинка. – Деревья – они ведь живые, даже если срубленные. Я слышу, как она плачет и жалуется!
По толпе пронесся испуганный вздох. Вера в стародавних богов и порядки была еще сильна, и до сих пор многие мужики, собираясь срубить дерево, сначала кланялись ему и просили прощения за то зло, которое будет учинено. Опять же, известно, что дурачки и дурочки, которые не от мира сего, часто обладают непонятными и загадочными способностями. Видят и слышат то, что другим неподвластно…
Муромец растерянно огляделся по сторонам. Укоризненно-осуждающие взгляды смутили его еще больше.
– Ну, вот зачем ты стал это делать? – не отставала Малинка.
– Так это… Щемила мне прямо в лоб ковшом запустил! Больно же! – воскликнул Илья.
– Нечаянно! Говорил же тебе, олуху, нечаянно! – возопил кабатчик. – Промахнулся!
– За нечаянно бьют отчаянно! – огрызнулся Илья, но уже чисто для порядка. Хмель понемногу улетучивался из кудлатой головушки, а уши жарко запылали от стыда.
– Не нужно так говорить, ты же не злой! – строго сказала Малинка. – Скорее, простодушный. Только вот простота-то иной раз бывает хуже воровства… Ну, а напился до непотребного вида зачем?
– От страху… Жена рожает! – выпалил Илья и тут же, испуганно охнув, зажал могучими ручищами рот.
– Уже не рожает! – покачала головой Малинка.
У Ильи подкосились ноги, все поплыло перед глазами…
– Померла?! Ой, горе мне, окаянному, горе! Ладушка!!! – завыл было он, вцепившись в волосы, но Малинка тут же привела его в чувство, топнув и нахмурившись: