Бог играет в кости - стр. 38
Потом позвонил отцу:
– Привет, па. Прости, сегодня – никак. Да, новый номер. Я машину разбил. Не справился с управлением. Да движется дело, движется. На всех парах… Пытаюсь разобраться. Разумеется, не оставлю.
Отец – человек аналитического ума. Он прекрасно всё поймет.
***
Кое-как ухватив одной рукой коробку конфет, вино и букет роз, поднялся на Лилькин этаж. Плечом позвонил в дверь. Каждый раз дух захватывает, когда её вижу… И всё думаю: что она во мне нашла?
– А я решила, что ты новую любовницу завел.
– Ага. Работа называется. У нас там…
– Да, я слышала. Соболезную. Хороший был человек?
Я удивился. Никогда она не интересовалась моими делами. И меня это полностью устраивало.
– Откуда ты узнала?
– Новости, Воронцов. Иногда я включаю телевизор.
– Ах, да. Прости. Я забыл, что бывает на свете такой волшебный ящик с картинками.
– Бедненький. Ну проходи, мой руки, я тебя кормить буду…
В Лилькиной уютной кухне, рядом с супницей, из которой пахло чем-то аппетитным, казались очень далекими и смерть Кремлева, и Лубянка с её специфической действительностью, и даже сегодняшнее покушение.
Глава 14
ДЖОН ТРАСК, ЛОНДОН
Заметив на обочине торговца горячими сосисками, он приказал остановиться. Андрэ, ничего не спрашивая, открыл дверь и поставил ногу в разношенном мокасине, с ярко-розовой подошвой, на тротуар.
Наблюдая через стекло, как секретарь, в своей обвисшей шляпе и тяжелой крылатке, грузно идет по тротуару, Траск думал, что его помощник напоминает оплывшего снеговика. Вот он приближается к продавцу и терпеливо ждет, когда его обслужат. Сосисочник прекрасно знает, чего хочет этот вежливый господин, и улыбнувшись ему, как старому приятелю, сноровисто укладывает еду в бумажный пакет. Чистые детские глаза Андрэ внимательно следят за окрестностями, а пухлые руки никогда не находятся слишком далеко от кобуры с автоматическим Смит-и-Вессоном, скрытой широким плащом…
Следующая остановка перед въездом на Лондонский мост. Траск успевает доесть всё, что было в пакете: сосиску в тесте, щедро сдобренную горчицей и майонезом, жареные кольца лука, картофель – в детстве ему не были доступны эти простые удовольствия. Только овсянка – как правило, холодная и липкая, сухое печенье, пережаренный стэйк из дешевого мяса, жидкий чай…
Мать любила мыльные оперы. Ей нравилось наблюдать за перипетиями жизни вымышленных аристократов. Она копировала их речь, прически и макияж героинь, и заставляла маленького Джона вести себя так, будто он родился в роскошном дворце… Про уличную еду, хрустящую, зажаренную до румяной корочки, она всегда говорила, что это недостойно. Недостойно чего? – спрашивал сын, едва поспевая за ее размашистым шагом. – Просто недостойно. Нужно знать себе цену, знаешь ли… – он как наяву представлял ее хриплый от табака голос.