Боевыми тропами. Сборник - стр. 3
– Григорий, что с тобой?..
Это Лешка. Надо копать.
Рубашка на одном плече порвалась, саднила стертая о песок кожа. Особенно сейчас, после передышки.
Наверное, пройдена уже добрая часть пути. Онемевшие руки потеряли гибкость и силу. Ничего. Зато Грибач будет спасен. Проклятый фриц останется с носом.
Грибач. Григорий и не знал его как следует. Молчаливый, средних лет украинец. Очень хозяйственный: нитки, иголки, пуговицы, нож, кружка, ложка – все это у него всегда было. И если хорошо попросить – давал. Песни любил слушать, особенно напевные украинские. Иногда подпевал – тихонько, чтобы не помешать спевшемуся хору. Видел Григорий и семейную фотографию
Грибачей. В центре – он сам, положив кистистые руки на раздвинутые колени. Круглыми глазами глядит в фотоаппарат. Рядом жинка и трое детей. У всех круглые глаза, все упорно, без мысли смотрят в объектив. Обычный семейный снимок деревенской редко фотографировавшейся семьи. Грибач! Простой колхозник. А, спасая его, уже погибли двое – Иркутов и Петя Чудинов. Молодые, полные сил парни, у которых не было даже своих семейных фотографий. Теперь вот он ползет – Григорий. У него тоже нет семьи. Но есть девушка…
Выстрела он не услышал, пули тоже. Пулю слышишь ту, которая летит мимо. Григорий почувствовал удар. Тупой толчок в бедро. Он даже не понял ничего сначала. И только когда нога одеревенела и стала мокрой, он осознал, что ранен. Он не испугался. Даже как будто почувствовал облегчение. Как будто нашел решение давно мучившей задачи. Потом пришла мысль: «Что же дальше?» От бедра расползалась боль. По всему телу. Он попробовал шевельнуть ногой. Боль тисками сжала сердце, из пересохшего горла вытолкала приглушенный стон. Но двигаться он может. Это он понял. Какое-то время может. Потом силы оставят его. Это он тоже чувствовал уже сейчас. Надо поскорее выбираться отсюда. А Грибач?..
Тью-у-ю-у-у! Фонтанчик песка, выбитый пулей, поднялся совсем рядом.
Снайпер его видит! Григорий рывком, замычав от боли, перевалился на спину.
Вот оно – небо. Такое же, как тогда. Бездонное, безукоризненно голубое и… равнодушное. Что ему до Григория? Даже вот этой бабочке, которая, играя в лучах тепла и света, как ни в чем ни бывало пропорхала над самым его лицом. Что ей до всей этой заварухи, называемой войной?
Снова, только теперь огромными буквами, заслонившими собой и небо, и Грибача, встало: «Что дальше?» И даже не так, а: «Что будет теперь?» И именно с ним что будет, с Григорием. Он закрыл глаза.
Что-то вновь ткнуло его в ноги. В обе! И навалило на них!