Боевые потери - стр. 48

Теперь у нас, в придачу к пистолетам и ножам, был АКМ и четыре запасные обоймы к нему. И нам надо было решить разыгрывать ли спектакль с пленным – один из нас мог играть роль пленного, а другие стали бы его конвойными – или рискнуть – пойти почти напролом. Решили не заниматься клоунадой, чтобы у всех под рукой были стволы, если нас раскроют – а нас действительно легко могли раскрыть (наши рожы сияли синим и красным, мы дружно хромали, как ни стараясь держаться прямо), – поэтому вариант с конвойными мы отвергли. Оправившись, приведя себя в относительный порядок, мы вышли из камеры пыток и пошли по коридору в направлении к выходу, которое казалось нам верным. На часах, которые я снял с палача, стрелки показывали половину шестого утра, надеюсь, нам будет в помощь раннее утро, всё же мы находились глубоко в тылу, а не на передовой.

Мы угадали правильно: два раза повернув, поднявшись по лестнице из полуподвального помещения тюрьмы наверх, мы вышли к посту охраны. Здесь горел свет, на столе дымилась чашка с кофе, но никого не было. Видно, парни отлучились по какой-то надобности. Хорошо, нам не пришлось стрелять и будить всю честную разудалую пиратскую жовто-блакитную братию. Если бы этот объект, на который нас привезли, принадлежал НАТО, мы бы так дёшево не отделались. Ещё пять шагов, следы от турникета, – дыры в бетонном полу, – и мы подошли к открытой двери, остановились. Я выглянул, посмотрел. Внутренний двор, высокий бетонный забор, сверху накручена колючая проволока, слева – закрытые железные ворота, прямо напротив двери, около забора стоят три броневика «Козак», на крышах – пулемётные турели, но самих пулемётов нет. Жестами показываю ребятам, что нам надо идти к бронетранспортёрам.

Вышли из здания тюрьмы на свежий воздух – это потрясающе, даже сквозь волнение, от которого сердце не бьётся, а колотиться отбойным молотком, такое ощущение освобождения, жизни, эйфории, что все болячки перестали болеть – обезболивание иллюзией свободы.

Третий «Козак» оказался не заперт, мы все втроём влезли в кабину. В принципе, мы все умели водить, но лучший водитель из нас – Дима Барсуков. Завелась бронированная махина с полуоборота. Заурчал мотор.

– Дима, не спеши, выворачивай спокойно, – посоветовал я.

Но он в моих советах не нуждался, вёл машину плавно, уверенно. Подкатили к воротам, из бетонной будки выглянул солдат, я ему помахал рукой, жестами показав, мол, давай открывай, спешим, что, не видишь? Солдат, разглядев наши погоны, кивнул и скрылся в будке. Створки ворот, вздрогнув, стали открываться. По лицу Димы было видно, как ему хочется нажать на педаль газа, но он сдержался, дождался, когда ворота открылись, и медленно выкатился за пределы объекта. Наверное, это всё-таки была не тюрьма в классическом понимании этого слова, а какой-то объект карбатальона «Украина», может, место дислокации, база, короче говоря, объект.