Боевой шлюп «Арго» (сборник) - стр. 43
Парфемон не то чтобы пообвыкся, но зимняя тоска отпустила. А заместило ее в душе беспокойство, ожидание – вдруг что-то да произойдет? Башня вознеслась под самые облака, и однажды утром, подбрасывая вверх гранитные глыбы, Парфемон услышал над головой крик. Это возвращались из дальних лесов, из чужих мест серые гуси.
К весне зэки придумали новое развлечение. Обостряли зрение до невозможности и заглядывали в дома за рекой. Пялились сквозь занавески, сквозь мутные, неотмытые еще стекла. Сапог и компания, понятно, больше глазели на баб. Парфемону это было не особенно интересно. Скользя взглядом по окнам домов, он, казалось, искал что-то, ответ на вопрос или решение мучающей его загадки. Вечерами возвращался в свой угол, садился на тощий матрас и думал, думал. Уснувшие было зимой мысли так и лезли в голову. Думал и о Тынгыре с его сказкой, о Безымянном – так они и не узнали его имени, – о Сырнике думал, о ВанДенисыче. И о Грибше. Грибша тогда спроворил крылья из блесткой слюды, из крепких сосновых досок, сколачивал их гвоздями – от проклятых природных законов, чтобы дольше держались. И взлетел ведь, и полетел, хотя, как сейчас Парфемон осознал, крылья были слишком тяжелыми.
А потом Парфемон понял. Понимание было таким ясным, таким простым, что сначала он даже не осознал, что вот оно – понимание. Дело было утром. Вставали, вяло почесывались рядом, ловили раскормленных вшей. Банного дня им здесь не полагалось, и все изрядно запаршивели. Гольфик, один из сапоговских, соскочил с подоконника и начал громко рассказывать, как всю ночь он следил за молодой парочкой и какие штуки те проделывали. Народ похохатывал. Глянул в окно и Парфемон, глянул особенным зрением и увидел мост, а на мосту – двух малявок. Школьницы, небось первый или второй класс. Одна вытащила из портфеля тетрадку, вырвала листок и ловко его свернула. Получился бумажный голубок. Маленькая размахнулась и перекинула его через перила, и голубок полетел, поплыл над талым льдом и темной водой. И Парфемон полетел, поплыл вместе с ним, и все стало просто и ясно, и открылись на миг и глубина, и смысл, и соразмерность. Наверное, так чувствовал себя ударенный яблоком Ньютон.
Думал Парфемон несколько дней. Главное, не понимал, как бы так сделать, чтобы голубок и легкий, и прочный был. На бумаге чертить не осмеливался, да и где возьмешь ее, бумагу? Рисовал в уме, прикидывал, сидя на тощей пластинке, глядя, как гаснет над рекой последний луч. Ночью ворочался с боку на бок, не мог заснуть. Наконец проваливался в сон, как в воду, и где-то неподалеку мерещился уже ответ, да поди поймай!