Боевой шлюп «Арго» (сборник) - стр. 19

На четырнадцатый день Царь начал нервничать. Он бегал по кораблю от носа и до кормы, мотал башкой, постанывал, приложив ладони к ушам.

– Хлопают! Они хлопают!

Мы так ничего толком и не смогли от него добиться. После обеда норд-ост окреп, с севера потянуло тучами. Волны шли какие-то странные, гривастые, остроносые, и наш кораблик ощутимо болтало. Царь забился в трюм. Филин долго вглядывался из-под руки в серое марево на горизонте, а потом вдруг восхищенно заухал:

– Ну надо же!

– Что? – рявкнул я. Нервы у меня в последнее время были на взводе.

Филин обратил ко мне раскрасневшееся лицо и выпалил:

– Симплегады!

– Какие еще гады?

Филин даже ногой топнул от раздражения:

– Ну же, ты что, окончательно забыл историю? Симплегады, Симплегадские скалы. Они перекрывают вход в Эвксинское море.

– Ты как, совсем чокнулся? Они же остановились лет сто назад.

– Значит, опять пошли.

Филин не ошибся.

Море между скалами клокотало. Две черные громады расходились в стороны, и море устремлялось между ними, неся рваную клочковатую пену. И-АХ! С грохотом схлопывались скалы, вода бурлила, завивалась водоворотами, бессильно стучала в камень.

Пеленой висели соленые брызги. Над скалами играла радуга.

– Как красиво! Нет, ты посмотри, Мак, какая красота!

– Ага. Сдохнуть можно.

Меня почему-то Симплегады не восхитили. Перепуганный Кролик рухнул на палубу и попытался забиться в клетку. Я пинком отогнал его и снова обернулся к скалам.

– Ну и как мы здесь проплывем?

Даже в полумиле от скал нас качало, как пробку.

О том, чтобы плыть в этот кипящий пеной туннель, не могло быть и речи.

Филин задумчиво глянул на жмущегося к моим ногам Кролика.

– Аргонавты пустили впереди себя голубя.

Я с сомнением покосился на жирную птицу:

– Может, у них был очень резвый голубок. Скороход. А нашего красавца там сплющит.

– Инстинкт самосохранения присущ каждой божьей твари, – философски заметил Филин.

– Это значит?..

– Это значит, неси дробовик.

Когда я показался на палубе с дробовиком, Филин с усилием вздернул птицу вверх и кинул ее в воздух. Кролик тяжело захлопал крыльями – он напоминал обремененную излишним жиром наседку на штакетнике.

– Стреляй!

Я прицелился, и дробь просвистела в двух миллиметрах от голубиного хвоста.

Кролик сердито каркнул и устремился к скалам. Мы с замиранием сердца следили за ним. Вот громады расходятся, вот птица устремляется в проход, едва избегая жадно облизывающихся волн.

– Давай, Кролик, давай! – заорал я что было мочи.

– Лети! Лети! Run, Rabbit! Run! – надрывался Филин на своем тарабарском.

Однако птица была слишком неповоротлива. Скалы начали смыкаться. Вытянув шею и отчаянно курлыкая, голубь летел в сужающемся просвете. Взвизг, грохот, рев воды – и море усыпали рябые перья.