Боевой разворот. И-16 для «попаданца» - стр. 30
– Пей, герой. Это приказ! – повышает голос.
Ну что ж, ежели Родина прикажет, так мы хоть голой жопой на ежа. Опрокидываю все в себя. Я-то пить умею, пришлось-таки научиться, а Костик, похоже, совсем нет. Тем не менее усвоилось, хоть и не без труда. Занюхал хлебцем. М-да. А за пять сбитых мне, насколько помню, пол-литра положено плюс фронтовых сто. Не выдюжу. А Батя смотрит на меня грустными такими глазами и, словно пересиливая себя:
– В общем, ты это, держись, Костик… Те «лапотники», которых ты от аэродрома отогнал… за что спасибо тебе огромное… они, словом… бомбы-то сбросили… Куда попало… вот… Ну и одна, двухсотпятидесятка, похоже… В общем, на тот дом попала, где ты квартировал… а там все, и Варя твоя, и хозяева с детьми… словом, одна большая воронка… Петрович рассказал.
Никогда в жизни и представить себе не мог, что бывает такая боль!
День второй
Никогда в жизни и представить себе не мог, что бывает такая боль… Словно оглушенный, взял еще стакан, без малого полный. С готовностью протянутый откуда-то сбоку. Опрокинул и закусил. Занюхав рукавом. Тут же кто-то налил и третий. Жахнул и его. Потом какое-то время сидел, оглушенный. Болью и водкой. Водкой и болью…
Проснулся от тряски за плечо. В палатке, на нарах. В настежь открытый проем яростным потоком хлещет не вовсе ранний уже свет, голос Петровича: «Товарищ младший лейтенант, вставайте, комполка кличут!»
Взлетел с места эдаким ванькой-встанькой. В горле чуток сушит. Ах да, с похмелья… Но никаких других негативных ощущений. Что значит молодость и здоровье. Лишь, когда пробудился, шевельнулась невыносимой тоской вчерашняя боль. Без обычных утренних процедур быстро оделся и рванул на КП. Впереди спина Петровича качается. А время-то не раннее. Похоже, дали поспать. Алкоголику. Последний раз такое со мною было, клянусь. На часах полдевятого аж. Аэродром живет. В зените четверка «чаек» жужжит кругами. Остальные частью, похоже, вылетели, частью возвращаются. Обычная суета под рев моторов.
А это еще что за явление народу? У ближнего ко мне края аэродрома стоит, чуть накренившись, СБ[60]. Капитально побитый, как становится видно по мере приближения. Я эту марку слабо знаю. Помню только, горели они здорово. Говорят. Но этот не загорелся. Хотя досталось ему очень даже не слабо. Кровищей залит от кабины штурмана и аж до хвоста. Из живого столько крови вытечь не может. И из одного тоже. Опыт есть, увы. У меня, не у Костика. Чуть отвлекся – того и замутило. Отставить!