Бочка счастья (сборник) - стр. 11
Доктор наук, театральный критик Н. Смирнова».
Позднее Наталия Ильинична подготовила к изданию серьезный сборник о творчестве советских певцов. Каждому из них была посвящена целая глава. Нам – три: А. Иошпе, С. Рахимову и отдельно – дуэту. Этому, по ее мнению, «особому явлению в музыкальной культуре».
Мы виноваты перед этим человеком.
А может быть, и не мы.
В 1979 году мы решили уехать из СССР и сразу же предупредили об этом Наталию Ильиничну. Оказалось, уже находилась в печати ее книга, этот сборник статей о творчестве «звезд» советского искусства. И естественно, три главы о нас были изъяты и уничтожены моментально.
В связи с этим издание книги было задержано. Потом, правда, книга вышла. Но – уже без нас. «Пропагандистов советского музыкального искусства и образа советского человека».
Ничего не поделаешь.
В такое время, в такой стране мы жили.
Сто писем… в никуда
Нас не выпустили. Ни в какую эмиграцию. Ни на какое лечение.
И мы попытались, наивные безумцы, бороться.
С кем?!
С советской властью?!!
Как?!
Мы обратились в прессу. Нашу. Советскую. Родную.
И не только нашу.
Мы написали сто писем. СТО.
Письмо, конечно, было одно. Но было распечатано в ста экземплярах.
Это было письмо-заявление, попытка достучаться до официальных и неофициальных органов. Рассказать о нашей ситуации, о «попрании прав человека и семьи…». Потому что выехать разрешили только мне с дочкой и с родителями, но без Стахана (?!!).
Причиной якобы являлась связанная с государственными секретами работа его сводного брата, с которым он ни родственными (родители с 1952 года имеют разные семьи), ни дружескими узами не был связан.
Конечно, мы с родителями не уехали без моего мужа никуда. «Так я вам его и оставила одного на растерзание», – сказала я.
И написали эти сто писем. В которых говорили о нашем положении, о том, что мы уже несколько лет лишены работы и средств к существованию, о том, что наша дочь исключена из комсомола и из МГУ… и т. д. И о том, что в результате травли и угроз «неизвестными лицами», после очередного сердечного приступа умерла мать Стахана.
Эти письма мы разослали в редакции газет и журналов, на радио и телевидение.
На что мы рассчитывали?! Я не знаю. Но надо было что-то делать, и мы делали. Конечно же этот крик о помощи испуганные редакции тут же спрятали под сукно – не дай бог кое-кто увидит! И конечно же никаких ответов на это не последовало.
Это были письма в никуда.
Через полгода мы опять получили отказ на выезд. Опять!
И тут настала очередь других писем.
…Все это было, как из пушки по воробью. Вернее, как воробышком по пушке.