бóбо - стр. 1
Я Бо́бо. Жёлтая ворона. Мир полон цветных ворон. Не всем же быть белыми или чёрными, нужен кто-то и радужный. Бирюзовый, сиреневый, красный, зелёный, оранжевый. Или жёлтый.
Больше всего на свете я люблю путешествия. Мы, вороны, птицы перелётные, нас хлебом не корми, дай полетать. Когда садишься в самолёт, поезд, автобус, машину – чувствуешь, что у тебя вырастают крылья. Когда выходишь из вокзала в другом городе – перед тобой другой мир. Когда возвращаешься из поездки домой – привозишь этот мир с собой, и он навсегда остаётся в тебе. И в моей копилке путешествий становится на один город больше. Я живу, учусь, гуляю с друзьями, а на каникулах езжу с мамой путешествовать. Мы были в разных местах, в Европе и в Азии, и даже на других континентах. Моя мама – филолог, она только и умеет, что книжки читать. Иногда она пишет книги о книгах, и её приглашают прочитать лекции, провести семинар, выступить на симпозиумах и конференциях – чтобы она могла рассказать о своих открытиях. Хотя какие же это открытия – написать книгу об истории давным-давно кем-то написанной книги? А вот не поверите, есть люди, которым это интересно, и каждый раз набирается полный зал послушать мамины выступления! Когда мама выступает в других городах, она всегда берёт меня с собой, чтобы до и после конференций мы с ней знакомились с новыми местами. Так я и попал в эту историю.
ТЁПЛЫЙ ГОРОД
обнял нас ласковым жарким ветром, пальмы приветственно махали нам своими длинными листьями, и казалось, что всё улыбается. Даже горы. Я никогда не думал, что горы могут улыбаться, но эти, в Лочини, могли. Солнце светило так ярко, что было больно смотреть, как ни на миг не выключающаяся фотовспышка. И всё выглядело каким-то киношным и ненастоящим. Мы словно прилетели на съёмки фильма по восточным сказкам.
В толпу выходивших из аэропорта, так же, как и мы, ослеплённых и обожжённых горячими золотыми лучами людей, нырнул смуглый глазастый парень и выловил нас с мамой из потока: "Вы на конференцию? Идите за мной. Я Нодар, ваш водитель". Он подхватил наш самый тяжёлый чемодан, как пушинку, и повёл нас к автостоянке. А я плёлся сзади и думал, как он догадался, что на конференцию именно мы? В машине я не выдержал и спросил его об этом. Нодар рассмеялся и достал из бардачка мамину фотографию: "Вот, мне в институте дали портрет профессора и сказали, что она будет с сыном". Всё правильно – мама профессор, а я её сын Бобо. Мне стало стыдно, что я сам не сообразил. А Нодар засмеялся и смеялся всю дорогу, как будто он нам так рад, будто всю жизнь нас ждал и наконец дождался, и всю дорогу хвастался, как будто всё вокруг принадлежало ему, будто это были его улицы, его дома, его крепости. Он рассказывал историю каждого дома, мимо которого мы проезжали, чуть ли не каждого камня, и я подумал, что всё это действительно его – его страна, его город, и он ими очень гордится, и хочет, чтобы они нам понравились тоже. И они нам понравились. Они не могли не понравиться.
Нодар привёз нас в квартиру, которую приготовил для мамы институт, и помог выгрузить вещи. "Сколько времени вам нужно, чтобы отдохнуть?" – спросил он. "Отдохнуть? – удивилась мама. – Мы не устали". "Отлично! – обрадовался Нодар, – тогда я повезу вас обедать и покажу город". Странный он парень, этот Нодар, только и делал, что радовался и шутил, всё вокруг для него было шуткой. "Вы приехали в институт имени Джавахишвили и живёте на улице Джавахишвили, вот так совпадение! – смеялся он. – А эта церковь называется Невели, это русская церковь". "Невского? – обрадовалась мама. – Ой, как хорошо! Я давно хотела попасть к отцу Виталию". Нодар одобрительно кивнул и стал рассказывать про улицу Марджанишвили, на которую мы выехали.
Он возил нас по городу и показывал всё, как заправский гид. Сиони, Метехи, Самебу, Старый Город, Георгия Горгасала и Давида Строителя. В рассказах Нодара, то страшных, то смешных и пересыпанных анекдотами, прошлое оживало и открывало нам свои секреты. Он цитировал разных поэтов, а когда показывал серные бани, на память прочитал отрывок из "Путешествия в Арзрум". Я всегда думал, что прозу учить наизусть труднее, но Нодар, похоже, так не считал.