Блюз на земляничной поляне - стр. 5
– Ой, бабуль, скажи еще, как туда добраться! Чужая душа, сама знаешь…
– А ты на мелочи обращай внимание. В них вся суть.
– Как это?
– Сама догадаешься… Ты у меня умница… Устала я, Марфушка… Мне бы поспать…
От тяжелых воспоминаний навернулись слезы. Она остановилась, скинула надоевшую сумку, присела на пенек.
Судьбу не выбирают. И родителей тоже. Но имя, кажется, можно было и поприличнее подыскать. Мало ей, что ли, смешной фамилии!
И в самом деле, наградил же господь фамилией! Сурепкина! Нет чтобы Репина, например… На худой конец, просто Репкина. Зачем эта жалкая приставка «су»? Вместо полезного и вкусного овоща какой-то суррогат, да просто сорняк! Так и слышится что-то гоголевское: подать сюда Репкину-Сурепкину! Ха-ха-ха!
А имя? Еще круче! Редкоземельное, как выразился все тот же учитель физкультуры. Остряк-недоучка! С его «легкой» руки мальчишки придумывали ей такие обидные прозвища, что порой хотелось где-нибудь спрятаться и реветь в три ручья. Особенно изощрялся Димка Власов, толстогубый недомерок, похожий на головастика. Оскалив частокол неровных зубов, он ехидничал за ее спиной:
– Эй, Редька-Земельная! Марфа-посадница! Кто тебя посадил?
Однажды она не выдержала, резко повернулась в сторону обидчика и звонко выкрикнула:
– Ну, ты, Лжедмитрий, доухмыляешься, на дыбу отправлю!
Все, кто в этот момент находились в школьном коридоре, замерли, переваривая фразу, произнесенную всегдашней тихоней, а Егор Милитинов, высокий парень из параллельного седьмого «В», выдал незабываемое:
– Смотри, Влас, точно отправит! Она такая! Киндец тебе, Лжедмитрий!
В память врезались и эти слова, и одобрительный тон, и лукавый взгляд Егора, в котором читалось что-то еще, что-то интимное, относящееся только к ней.
Она бежала на урок биологии, боясь расплескать новое, щемящее и обжигающее, по-весеннему радостное чувство. А ночью долго ворочалась на своей кровати, мучась от бессонницы, – взгляд Егора неотступно преследовал, все глубже проникая в сердце и будоража девичье сознание. И пусть на многочисленных школьных дискотеках он пригласил ее на «медляк» всего один раз, она была счастлива от мысли, что по земле ходит такой замечательный парень, с чудесной улыбкой и завораживающим взглядом зеленых глаз.
Ей и в «универе» не везло с ухажерами. Условно их можно было разделить на две категории: умных «ботаников» и малоинтеллектуальных «ходоков». Те и другие ей не подходили. Умные не умели даже целоваться, но доставали философскими речами или не в меру иронизировали, в том числе и над ней, предметом своего ухаживания. А ходоки при первой же встрече демонстрировали сексуальный опыт, не утруждая себя всякими там романтическими вещами. Зов молодого Марфиного тела подавлял, конечно, слабые возражения рассудка, но ненадолго. После бурной ночи она отшивала незадачливого мачо, не отказывая себе в удовольствии напоследок поиздеваться. Например, спрашивала: «Кого ты предпочитаешь – умную уродку или глупую уродину?» И если лицо парня застывало в маске тяжелого раздумья, выпроваживала за дверь без всякого сожаления.