Блуд на крови - стр. 48
Усталый, но счастливый, вернулся к вечеру в гостиницу, принял ванну и вместе с Анютой отправился в небольшой, но уже изрядно заполненный гуляющей публикой ресторан, разместившийся в полуподвале.
Они пили хорошее французское вино, с аппетитом ели сочные деволяи и забавлялись зрелищем, которое шло на невысокой эстраде, освещенной керосиновыми лампами с большими отражателями. Представление было вполне балаганным. Лихо отплясывал трепака крошечного роста сухонький человечек, дробно стуча каблуками ярко начищенных сапог. Потом бородатый мужик в цветастом жилете наяривал на балалайке, перекидывая ее то через спину, то через ногу и не сбиваясь с такта.
Балалаечника сменили разухабистые цыгане, долго не уходившие с подмостков.
Уже около полуночи два половых выкатили на середину сцены арфу. Перед публикой предстал толстый человек в новом фраке с блестящими саржевыми лацканами, оказавшийся владельцем гостиницы. Воздев руки к потолку, на котором были изображены голые амуры, он пророкотал:
– Известная во всем мире, блестящая европейская знаменитость госпожа Надежда Пильская!
Из-за ширмы, стоявшей у задника сцены, вышла женщина, взглянув на которую Малевский и Анюта от удивления обомлели. Они увидали смуглую красавицу с роскошными плечами, с громадными печальными глазами и толстенной смоляной косой. Арфистка была поразительно похожа на… Анюту.
Последняя даже перекрестилась:
– Господи, бывает же такое!
Малевский покрутил головой и расхохотался:
– Невероятное сходство! Ох, хороша бабешка…
Тем временем госпожа Пильская изящной рукой тронула струны и запела красивым контральто:
Зал сразу стих. Краснолицые купчины и изящные господа с моноклями в глазу с интересом слушали арфистку. Когда она кончила песню, на сцену полетели ассигнации, за которыми, впрочем, госпожа Пильская не наклонилась, чем еще больше расположила публику.
Малевский поднялся с места, громко захлопал в ладони и крикнул:
– Пожалуйста, «Затворницу»!
Из зала как эхо отозвались крики:
– «Затворницу», «Затворницу»!
Это была популярнейшая песня на слова Якова Полонского, которую много десятилетий спустя обессмертит в одном из своих рассказов гениальный Иван Бунин, пребывавший, впрочем, в те годы еще в младенческом состоянии.
Госпожа Пильская согласно наклонила голову и запела: