Блокада Ленинграда. Народная книга памяти - стр. 83

Через несколько месяцев нас перевели в другую станицу – Барсуки. Разделили на группы – младшие, средние и старшие. Меня определили в среднюю группу. Шел уже 1943 год. Многие из нас умирали от тифа.

Весной 1943 года немцы отступили. После освобождения пришла телеграмма, что мои родители живы и разыскивают нас. Получив послание, я и обрадовалась, и огорчилась. Огорчилась, потому что потеряла младшего брата – не знала, где он, жив ли. В результате мы сговорились с подружкой Валей, которую прозвали «цыганка» за то, что она хорошо умела просить, и отправились на поиски. В конце концов нашли моего братика у одной женщины, которая его усыновила. Брат не хотел возвращаться, но я настояла.

В 1944 году нас перевели в город Железноводск. Воспитательница нашей группы – очень красивая женщина – отлично владела вокалом. Она организовала кружок, где мы вместе пели песни. Часто приходили в городской госпиталь и выступали перед ранеными. Воспитательница пела лирические песни, а я в свои 12 лет читала стихи Симонова «Жди меня, и я вернусь…» и, конечно, плясала под русскую гармошку. Раненые с радостью и благодарностью смотрели на нас и радовались как дети.

Война закончилась, но мы все, кто был в детском доме и пережил блокаду, встречаемся практически каждый год, сохраняем наше братство. Уже стали бабушками и дедушками, но все равно не забываем военные дни. Хотим, чтобы и будущее поколение знало про мужество и страдания жителей нашего города.

Я родилась в Ленинграде, на Фонтанке. 16 июня 1941 года мне исполнилось 8 лет. Тем страшным летом меня отдали в школу, в которой учился мой старший брат, он к тому времени окончил 4-й класс. А 22 июня началась война. Детей только в июле в срочном порядке начали эвакуировать. Нас с братом отправили в Тихвин, а потом должны были перебросить на Урал.

Однажды в тихвинском лесу ребята увидели немецкого радиста и сообщили об этом в сельсовет. Кагэбэшники его взяли. Фашистский радист сообщил, что через два дня от Тихвина ничего не останется. Позвонили нашим родителям в Ленинград и сказали, чтобы забирали детей. Как мама приехала за нами, как нас вывезла… Обратная дорога была очень тяжелой – где ехали, где шли пешком, я не все помню. Помню, что дорога была усеяна трупами. С тех пор я всю блокаду была в Ленинграде.

Первым в нашей семье умер отец, у меня сохранилось удостоверение о его смерти. Он работал за Кировским заводом, ходил на работу пешком – с Фонтанки – в Кировский район. На фронт папу не взяли: когда он был футболистом, получил травму ноги. Зимой, это был январь или февраль, он шел с работы, нес столярный клей, что-то из еды. И вдруг упал… Его увидела соседка, притащила домой. Папа пролежал три дня, а потом умер. Ему было 40 лет. Его тело унесли в общий приемник, тогда покойников еще регистрировали.