Блокада. Книга 2 - стр. 51
– В пятнадцати, господин генерал-фельдмаршал, – корректно поправил Данвиц.
– Эти лишние пять километров уже не играют никакой роли, – несколько раздраженно отозвался фон Лееб. – Ни пять, ни десять. Петербург взят в тиски. Когда вешают человека, – продолжал он с мрачной усмешкой, – то не имеет значения, вплотную ли прилегает к его горлу петля. Она все равно затянется, когда из-под ног вышибут табуретку. Так вот…
Он подошел к письменному столу, взял из ящика сигару, раскурил ее и, вернувшись к карте, повторил:
– Так вот… Если русские не капитулируют, мы начнем решающий штурм Петербурга через два, вернее, через полтора дня. Главное бремя наступления будет нести опять-таки танковая группа Хепнера, точнее, сорок первый моторизованный корпус Рейнгардта. В остающееся время вы примете командование полком в этом корпусе, полком, которому предстоит… – Фон Лееб сделал многозначительную паузу и торжественно окончил: —…первым ворваться в Петербург. Здесь, – указал он концом сигары на район Петергофа и Стрельны.
Данвиц стоял, потеряв дар речи. Слова фельдмаршала потрясли его. Они были искуплением за все. За неудачи на Луге. За смерть капитана Миллера. За мучительные размышления о невыполненном долге перед фюрером…
– Разумеется, – продолжал фон Лееб, делая вид, что не замечает состояния Данвица, – вашему же полку будет предоставлена честь открыть парад немецких войск на Дворцовой площади. Не сомневаюсь, что принимать парад будет сам фюрер.
Данвиц подумал о том, что вот так же стоял перед фельдмаршалом два месяца тому назад, не находя слов благодарности за назначение его командиром ударного отряда. Только тогда Петербург был еще далекой мечтой…
– Вам предстоит немедленно направиться в штаб корпуса и представиться генералу Рейнгардту в новом качестве, – сказал фон Лееб. – О вашем назначении ему известно.
Но Данвиц не двигался с места.
Голос фельдмаршала доносился до него как бы издалека. В его ушах все еще звучали слова: «…первым ворваться в Петербург».
В эти минуты Данвиц не думал о плане предстоящей операции, о населенных пунктах, которые предстоит захватить на пути к Ленинграду.
Пожалуй, впервые после неудачи на Луге он почувствовал радостное облегчение. Мучившие его угрызения совести, связанные с тем, что приказ фюрера не выполняется в установленные сроки, горькие размышления о причине необъяснимого, все возрастающего сопротивления русских, предсмертные слова капитана Миллера о том, что бур, легко входя в поверхностные слои земли, ломается, наткнувшись на твердые породы, – все то, что в последнее время отравляло существование Данвица, теперь исчезло. С его плеч точно сняли тяжелый груз. Он подумал о том, что был болен странной, необъяснимой болезнью, подтачивавшей его силы.