Блокада. Книга 1 - стр. 19
Когда они сидели в скверике. Вера неожиданно спросила:
– Как вы думаете, я смогла бы… ну… быть на фронте?
Звягинцев шутливо ответил, что раз выбрала такую специальность, то смогла бы, поскольку женщины-врачи призываются наравне с мужчинами.
Но Вера сказала:
– Нет, я не о том. Просто мне интересно: смогла бы я выдержать?..
Неожиданно для себя Звягинцев представил себе Веру там, на вьюжных дорогах Карелии, измученную, продрогшую, и вдруг ему стало жалко ее.
Он дотронулся до ее руки, потом положил свою широкую ладонь на ее маленькие пальцы как бы для того, чтобы согреть, хотя было не холодно, приближалась весна.
Она не убрала руку и, казалось, даже не замечая прикосновения Звягинцева, глядела куда-то вдаль, занятая своими мыслями.
Потом как будто вернулась на землю, легким, едва ощутимым движением освободила свою руку, улыбнулась и сказала:
– Как это, наверное, хорошо – вернуться из этого ада в ярко освещенный, мирный город… А знаете, Алексей, я вам завидую!
– Ну, завидовать тут нечему, – сказал Звягинцев, думая, что она имеет в виду его пребывание на фронте, – каждый делает то, что ему положено. А я человек военный.
– Нет, я не об этом, – тихо ответила Вера. – Просто вы видите теперь все другими глазами. И эти улицы, фонари и людей… Видите то, чего не вижу я… Вам не кажется, Алеша, что эта избитая фраза о том, что все познается в сравнении, приобрела теперь для вас и для всех тех, кто был на фронте, особый смысл? Вы ведь заглянули в другой мир, ну, в какое-то иное измерение… А потом вернулись в наше. И вам все должно видеться иначе. Огни – светлее, краски – ярче…
…У подъезда дома, где жила Вера, они еще несколько минут постояли.
– Ну вот, а теперь надо прощаться, – сказала Вера и добавила: – Я очень рада, что мы… познакомились.
Она протянула ему руку, он на мгновение задержал в своей ладони ее маленькую, узкую кисть.
Потом Звягинцев одиноко стоял у подъезда, в котором несколько секунд назад скрылась Вера, и с недоумением прислушивался к овладевшему им ощущению пустоты.
И все же тогда Звягинцев не придавал особого значения этой встрече.
Он добрался домой очень поздно – хорошо, что предстояло воскресенье и можно было выспаться, – лег в постель, убежденный, что, проснувшись, даже не вспомнит о Вере, но утром открыл глаза снова с мыслью о ней, будто думал о Вере даже во сне. «Чепуха, – внушал себе Звягинцев, – все-то я придумываю. Ничего в ней нет особенного, в этой девице. Впрочем, может быть, и есть, только я ничего этого и увидеть-то не мог. И что между нами было? Немного поговорили, потом ехали в автобусе, потом шли пешком минут двадцать, не больше, посидели в сквере… Черт побери, да я и вел-то себя с ней во сто раз скромнее, чем с любой другой, которая бы мне понравилась. Шли домой, как школьники, даже не под руку. И ни о чем таком не говорили. Никакого флирта, никаких слов со значением или, как теперь становится модным говорить, с подтекстом. Так в чем же дело? Почему я все думаю о ней?»