Блок верности - стр. 37
Господи, как же я рад возвращаться домой, прямо расплываюсь весь от умиления!
– Здорово, Ильич! – сказал я, подходя к Ваське.
Тот привстал – ах, вот оно, гусарское воспитание – поприветствовал меня поклоном и рукопожатием, а потом мы обнялись и позволили себе рассмеяться. Мы знакомы лет пять, с начала моей карьеры в новой жизни. Василий отличный мужик, умный, спокойный, я всегда рад его видеть.
– Здорово, диггер, – ответил Василий Ильич Рязанов, и похлопал меня по спине, – ну, как ты, Сережа? Изольешь?
Говорят, только хамы на вопрос «как дела» начинают долго и тщательно рассказывать, как у них дела. Это был как раз тот самый случай. Я умею быть хамом, когда от меня этого ждет старый товарищ, полковник ГРУ по совместительству.
– Сейчас изолью, – пообещал я.
Надо, надо было излить душу Василию, кому же еще, как не ему. Что-то и жене можно было излить, но только в рамках, дабы не тревожилась особенно. А Рязанову можно было без рамок, с безжалостным кавалерийским размахом. Ему чем безрамочнее, тем точнее. А свои, ведомственные, рамки он потом сам расставит. Их там учили рамки расставлять, я точно знаю.
– Тогда сначала чайку вашего знаменитого, – пожелал старый друг.
– Может, чего покрепче? – спросил я, – есть и другие напитки, в бутылках крепкого стекла.
– Стекло бутылки крепче черепа, – сказал Вася, и пояснил, – «что покрепче» отбивает мысль. Знаешь, это такие штучки, в черепе водятся.
Да знаю я, знаю, что у тебя в черепе. Будь у тебя там что другое, тебя бы сейчас здесь не было.
У меня был свой иван-чай, на который многие слетались. Мы тут целые чайные вечера устраивали, похлеще офицерских собраний в прежние времена, разве что дамы наши без бальных платьев по причине изменения моды.
– Бери, Вася, – сказал я, угощая товарища, и себя не забыв.
Это были слова именно для себя, потому что Вася и так уже давно взял, за ним не заржавеет. Скромность в их конторе не приветствовалась, а если скромник и попадался, то очень быстро его перековывали во что-то более приличествующее имиджу и сути заведения.
Слегка промочив горло, можно было приступать. Василий не слишком сентиментален, и даже если визит бывал дружеским, все равно мы говорили и о делах.
– Ну, надеюсь, ты уже оклемался, – констатировал Василий таким тоном, что не возразишь.
– А что, есть выбор? – попробовал я барахтаться.
– Что еще за выбор? – удивился Василий.
Он был из династии, что служила России больше ста пятидесяти лет, а то и все триста. В их домашнем тезаурусе не было слова «выбор».
– Ну, вдруг процентовочка там расшаталась… – протянул я.