Близорукая любовь - стр. 9
– Так, это что там за наглое молодое дарование? – весело гаркнул Колдунов. – Два профессора оперируют, а он еще язык не проглотил от уважения? Непорядок!
– Это мой подчиненный, – весело сообщила Зоя Ивановна, – и гнобить его могу только я, ясно тебе? Возьми кохер, я брюшину вскрываю.
– Как скажешь!
Стас проверил артериальное давление. Сейчас хирурги начнут ревизию, сдернут тромбы с поврежденного сосуда, кровотечение возобновится, и больной завалит гемодинамику. Он достал из шкафа препарат полиглюкин и выложил из коробки ампулы с гормонами. Конечно, если он упустит пациента-наркомана, никто не будет особенно переживать, но облажаться сразу перед двумя профессорами не хотелось.
– Селезенка, разрыв капсулы печени, разрыв брыжейки, – сказала Зоя. – Полный набор. План такой – спленэктомия[4], ушивание дефектов. Расслабь нам больного, Стасик.
– А что, напряжен? – Грабовский расстроился. Он старался давать безупречные наркозы и тщательно следил за тонусом брюшной стенки, зная, что его повышение мешает хирургам.
– Да нет, релаксация хорошая, – Колдунов подвигал крючком, – но ты сделай на максимум, пока мы селезенку не достанем.
Через две минуты селезенка была уже в тазу. Самый опасный этап позади, Стас облегченно вздохнул. В принципе можно было выйти покурить, но он решил не оставлять товарищей.
– Стараешься как дура, рискуешь заразиться, и все ради того, чтобы этот обормот через месяц сдох от передоза, – ворчала Зоя Ивановна. – На самом деле расстреливать таких надо.
– Ладно тебе, – вздохнул Ян Александрович.
– Что – ладно? Не цацкаться с ними, а к стенке ставить. Хочешь колоться – изволь жить в специальной резервации, где тебе будут давать наркоты сколько тебе нужно. Кормить будут, одевать… Но если ты на воле попробуешь уколоться – сразу расстрел. Вот тебе, пожалуйста, и свободный выбор, о котором так долго говорили большевики, – или нормально живешь на воле, или наркоманишь за решеткой.
Колдунов неуловимым движением рук завязал шов, которым Зоя Ивановна прошила разрыв печени.
– Забавная ситуация! – хмыкнул он. – Человек, убежденный, что наркоманов надо расстреливать пачками, по ночам спасает им жизнь, а абстрактные гуманисты и борцы за права человека мирно спят дома и вообще в глаза не видели ни одного наркомана.
– Поверь мне, как только абстрактный гуманист проведет денек в нашем приемном отделении, он тут же станет конкретным человеконенавистником. И наоборот, если я вдруг получу возможность подписывать смертные приговоры, у меня сразу проснется совесть. Так в природе сохраняется равновесие добра и зла. Стас, мы уходим из брюшной полости. Как там у вас дела? Не поранились?