Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях - стр. 16
Неоднократно по ночам, когда я подслушивал у них под дверью, мама говорила:
– Мы застряли в этой жуткой резервации, где все меня ненавидят из-за того, что ты натворил. Никто же не проверял – может, тут все остальные тоже преступники?
– Тебя будут ненавидеть везде, где бы мы ни поселились! И я тебе в миллионный раз повторяю: нам повезло, что здесь никого не проверяют, потому что иначе я бы лишился работы и нас бы выкинули на улицу.
– Ты думаешь, Джордж нас не найдет? Когда-нибудь он явится и убьет нас всех!
– Боже мой, Тельма-Лу, да заткнись ты уже! Никто не станет здесь нас искать. И вообще, это все из-за твоей мамаши. Если бы эта старая толстозадая шлюха явилась на суд, она убедила бы судью, что Клео получил по заслугам. Жалко, мы не убили этого ублюдка.
Потом раздавался скрип кровати, означавший, что отец перевернулся на бок, положив разговору конец. Для меня это был сигнал уходить. Я крался на цыпочках в комнату, нашу общую с Сэмом, который спал крепким сном.
Глава 4
В июне 1957-го руководство ЭПНГ перевело отца на станцию в десяти милях от городка Белен в штате Нью-Мексико, примерно в двухстах милях к юго-востоку от Навахо-Стейшн и в тридцати милях к югу от Альбукерке. Отец говорил, что это занюханный городишко на реке Рио-Гранде, которая большую часть года течет такой же тонкой струйкой, как писает алкоголик. Наш новый дом оказался точной копией предыдущего, как и все вокруг – за исключением разве что детей, игравших на площадке.
Месяц спустя отец привез маму домой из больницы с новорожденной малышкой, которую назвали Салли. Отец кричал на маму, что ребенок не его – у них не было секса уже лет сто. Лонни краснела и говорила, что из всех нас только у Салли отцовская смуглая кожа и широкие скулы. Мы полюбили сестричку с первого мгновения, как только увидели ее огромные карие глаза.
С каждым днем мама становилась все более унылой и уставшей, хоть нам и казалось, что дальше уже некуда. Она слонялась по дому в ночной рубашке, перемещаясь из спальни на диван, носила на руках Салли и постоянно проливала слезы. Завтраки по утрам нам готовила Лонни. Ей было тогда девять лет.
Я начал убегать все дальше и дальше от дома в пустыню. Мама этого не замечала. И отец тоже. Хотя он работал с четырех дня до полуночи, в остальное время ему тоже не сиделось дома, даже по выходным. Отоспавшись, отец шел на завод на сверхурочные или делал задания по инженерии, которую изучал заочно на курсах при Университете Нью-Мехико. Иногда он уходил на завод просто так, чтобы побыть одному – по крайней мере, так он нам говорил.