Блаженство кротких - стр. 42
– Успокойся повелитель. Отчего так неистово бьётся твоё сердце? Великий Атон посылает тебе ещё один знак. – Эйе пытался скрыть волнение, – Вслушайся. Ты единственный, кто может услышать.
На алебастровом лице фараона проскользнула тень улыбки. – Звук большой воды утих навсегда.
– Тяжела твоя ноша. Ты устал, и мрачные мысли одолевают тебя. Ты услышишь знак в другой раз. Он всегда приходил нежданно.
Эхнатон слабо улыбнулся, как растворяющаяся в рассветных лучах звезда. Его голос был едва различим на фоне утренних шорохов, – Это и есть знак. Знак Атона. Знак истечения времени.
Тучный Эйе тяжко опускал плетёные сандалии в белую пыль узкой горной дороги. После долгого молчания, он сказал:
– Когда Атон изъявлял свою волю, фараон слышал голос большой воды.
Дорога к царской усыпальнице вдоль ущелья по руслу вади была проложена недавно, и на скорую руку. Ноги Эйе отвыкли от ходьбы и плохо слушались, а временами он спотыкался, хватаясь толстыми пальцами за руку посла. Шесть километров растянулись в четыре часа пути – единственного, что Эйе должен был одолеть пешком.
Встречный ветер сносил пыльные клубы к нескончаемой траурной процессии. Они шли первыми в людской цепи, вслед за драпированным голубой тканью паланкином нового земного бога – фараона Семнех-Ка-Ра. А впереди, двадцатиногим кораблём плыли погребальные дроги, гружёные золотым саркофагом Эхнатона.
Извилистая дорога медленно поднималась вверх и завершилась утоптанной широкой площадкой. Пыльные дроги стали напротив чернеющей дыры в холмистом песчанике.
– Голос большой воды когда-то привёл фараона сюда, где не найти даже костей шакала. – Эйе жадно хватал горячий воздух, – Такова воля Атона. – Он вскинул ладони к нещадному полуденному солнцу, затем вытер потное лицо жёлтым платком. Поморщившись от едкой пыли, скосил взгляд на внимательно слушавшего посла, – Когда строился великий город, место для царской гробницы было там, – он указал пальцем в сторону Ахетатона, – На откосе скалы южного некрополя.
Эйе, как и всякий знатный египтянин, всю жизнь готовящий место своего погребения, туманно улыбнулся с налётом зависти, – Оттуда, как на ладони виден город. И большой изгиб Реки. И остров с зелёными нивами. И всё это – в золотом свете заката. Разве можно возжелать лучшего места для усыпальницы?
Он тяжко вздохнул и обвёл суровым взглядом безжизненный пейзаж ущелья с зазубринами холмов, продуваемых раскалёнными ветрами.
Гиблое место, – подумал Хануфа, и спросил, пользуясь откровенностью божественного отца, – А откуда он, этот голос воды?