Благодарю за этот миг - стр. 31
Тем не менее я не отменяю обед с одной издательницей, с которой общаюсь в связи с моей книжной рубрикой в “Пари-Матч”. Естественно, в первую очередь она задает вопрос о моем твите и говорит, что я даже не отдаю себе отчета в значении своего поступка. И пересказывает то, что услышала по радио в такси на пути сюда: ожесточенная полемика и полное непонимание. Все СМИ уже кричат об этом как о сенсации номер один; я превратилась в “недостойную этого звания первую леди”, которая посмела сказать свое слово в политике и, хуже того, слово, противоречащее словам президента. Теперь на меня смотрят как на разрушительницу планов Соцпартии, а главное, как на злобную бабу, желающую провала Сеголен Руаяль из ревности. В результате издательница предлагает мне договор на книгу и сулит фантастический аванс, что я с негодованием отвергаю.
Несколько часов спустя ко мне является Франсуа. Он тоже сразу понял размеры бедствия, но у него есть одно бесценное качество: никогда не зацикливаться на том, что сделано, а смотреть вперед. И думать, каким образом выйти из положения. Это единственное, чем он озабочен. У меня нет никаких соображений. Он очень сердит, сообщает, что останется в Елисейском дворце ужинать со своими детьми, а мне велит возвращаться вместе с моим сыном на улицу Коши. Без него. Я не возражаю.
На следующий день Франсуа приезжает ко мне, в нашу квартиру; он все еще зол на меня и почти не разговаривает, замкнувшись в одном из своих молчаний, которые причиняют мне такую боль. Я ненавижу эти вечера, когда мы сидим врозь, как чужие – два одиночества. Понимает ли он, что творит?
Завтра второй тур выборов. И он, и его советники боятся негативного влияния моего твита на результаты. Комментарии всех журналистов и “великих экспертов” в области политических прогнозов единодушны: мои 125 знаков будут стоить Социалистической партии как минимум пятидесяти мест в парламенте.
Несмотря на раздражение, Франсуа сдержал слово, данное моему младшему сыну – пойти втроем поужинать в некий ресторан, который он хотел нам показать. Франсуа мог бы отменить этот поход, и я его поняла бы, Леонар тоже. Но Франсуа в течение семи лет видел, как растет мой мальчик. Он знал его с детства, и они отлично ладили. Словом, он хотел доставить ему это удовольствие и выполнил обещание. К счастью, Леонар оживляет застольную беседу, а я несколько раз ловлю потерянный взгляд Франсуа и понимаю, какую беду навлекла на его голову.
Говорю ему, что готова принести публичные извинения. Он отказывается, он больше не хочет моих выступлений. Боится, что это снова раздует пламя. Но угли еще не погасли: огонь жив и будет гореть долго. Да, мне следовало бы послушаться своей интуиции и официально извиниться.