Бизнес-ланч у Минотавра - стр. 3
– Бабулечка, ты что, избавиться от меня хочешь? – спросила Лера, и вдруг увидела, что по щекам бабушки текут слезы.
Бабушка не плакала даже в тот ненастный осенний день, когда их настигла весть, что маму сбила машина и что она находится в реанимации городской больницы. И даже на похоронах мамы неделю спустя тоже не проронила ни слезинки, только скорбно поджала губы и смотрела куда-то в пустоту.
Бросившись к бабушке (и при этом задев ногой стол, да так, что чашка с остатками чая грохнулась на пол и разбилась), Лера, присев на корточки перед пожилой женщиной, обняла ее:
– Ну что такое, бабулечка…
Раньше бы бабушка непременно устроила бы ей знатную головомойку за разбитую чашку, но теперь, кажется, ничего не заметила.
Может, действительно не заметила?
Бабушка ничего не отвечала, но Лера и так понимала, в чем дело. Потеряв единственную дочку, бабушка теперь боялась больше всего на свете потерять и единственную внучку.
Лера поцеловала бабушку в щеку и произнесла:
– Ну, ничего ведь не произойдет! Его поймают. Их всех рано или поздно ловят.
А что, если поздно, а не рано? Ведь для кого-то всегда бывает поздно. Неужели для нее самой?
Бабушка, взяв себя в руки, заметила:
– Я говорила с твоим отцом, Валерия, и он пообещал мне, что ты уедешь в Москву сразу после выпускного.
Оторопев, Лера уставилась на бабушку. Ну, раз опять Валерия, значит, все вернулось на круги своя.
И только потом осознала, что сказала бабушка. Выходит, они с папой уже все решили – причем за нее решили!
– Бабулечка, так не пойдет! Я ведь взрослый человек…
Бабушка перебила ее:
– Пойдет! И раз с нами живешь, Валерия, то никакая ты не взрослая!
Девушка, чувствуя подкатывавшую к горлу обиду, заявила:
– Ну, это, положим, скоро изменится. И вообще, я совершеннолетняя, мне восемнадцать, к твоему сведению, в мае исполнилось!
Бабушка вполне резонно ответила:
– Вот когда изменится, то тогда и будешь сама принимать самостоятельные решения. А пока решения принимаем мы с твоим отцом.
Ну да, скорее, даже не папа, человек мягкий и добродушный, матери своей покойной жены, которую обожал до безумия и чья трагическая смерть едва не свела его с ума, не просто побаивавшийся, как побаивалась ее Лера, а испытывавший перед ней трепет, а сама бабушка приняла это решение.
– В августе мне уж точно надо будет ехать в Москву, на учебу. Обустраиваться, вступать в новую жизнь…
Бабушка, на щеках которой все еще блестели слезы, ответила:
– Вот можешь и начать обустраиваться и вступать в новую жизнь не в августе, после экзаменов, а в июне,