Битва железных канцлеров - стр. 46
Бисмарк спросил у посла Баварии, бывшей (после Пруссии) самым крупным государством в немецком мире:
– Вы получили ответ от своего правительства?
– Увы, – отвечал тот, – Мюнхен молчит.
– А без Мюнхена сами курить не можете?
– Но… что скажет Вена?
Бисмарк пожертвовал Баварии свою сигару.
– Решение этого вопроса, – сказал он послу, – вам предстоит взять на свою личную ответственность…
Вслед за Баварией с опаской задымили Саксония с Вюртембергом, даже робкий Ганновер разжег желтую испанскую пахитосу, только Гессен-Дармштадт не мог преодолеть в себе природного отвращения к табаку. Бисмарк шепнул гессенцу:
– Да суньте хотя бы трубку в рот и терзайте ее в зубах, чтобы побесить этого венского зазнайку…
Граф Рехберг, обкуренный со всех сторон германскими вассалами, приблизился к Бисмарку со словами:
– Но ведь это… революция! Господин прусский посол, за оскорбление моей имперской особы я делаю вам… вызов!
Бисмарк только того и желал. Раздалось рычание:
– Едем в Бокенгеймскую рощу… Эй, шпаги нам!
Рехберг ожидал от Бисмарка только извинений:
– Я не могу дуэлировать без разрешения Вены.
– Вы бесчестны, как и ваша занюханная, паршивая Вена! Господа, будьте свидетелями… составим протокол!
Их растащили в стороны, как уличных драчунов.
Бисмарк прямо в лицо Рехбергу выпалил:
– Вы понюхали лишь табачного дыма, но придет время, и я заставлю Вену глотать пороховой дым артиллерии…
Французский посланник во Франкфурте, дружески относившийся к Бисмарку, застал его в беседе на Ландштрассе.
– Коллега, – сказал он, – из вас никогда не получится дипломата, ибо вы крайне неосторожны в выборе слов.
Бисмарк в ответ оглушительно захохотал:
– А не выпить ли нам по этому поводу?..
Рехберг нажаловался в Вену, возникла кляузная переписка с Берлином, и принц-регент сказал генералу Роону:
– Не мешало бы для Бисмарка найти такое прохладное местечко, где бы он мог остудить слишком горячую голову. Наверное, петербургские морозы пойдут ему на пользу…
Осложнения со взрывами
Горчаков навестил Алексея Федоровича Орлова, который после Парижского конгресса получил титул князя и заседал в комиссии по освобождению крестьян от крепостной зависимости, относясь к реформам крайне враждебно. В разговоре с ним, между прочим, Александр Михайлович спросил:
– А что вы можете сказать о графе Кавуре?
Кавур – премьер-министр Пьемонта, иначе Сардинского королевства; он действовал путем интриг, почти ювелирных, ловко используя в своих целях и патриотизм гарибальдийцев.
– Меня так затеребили в Париже, – отвечал Орлов, – что было не до Кавура. Когда страсти конгресса поутихли, я сам подошел к нему и сказал следующее: «Граф, пусть это останется лишь историческим анекдотом, что ваш Пьемонт, не в силах избавить Италию от австрийцев, уже позарился на захват нашего русского Крыма…»