Битва при Тюренчене - стр. 31
– Какого молодца ты вырастила, Елена Михайловна! – расчувствовалась Евдокия Петровна. – Ну, теперь ты им одна владеть не будешь. Он ведь любое общество в Красноярске оживит, везде будет принят! А мы должны найти ему более подходящее занятие, чем архивное, да и более денежное, чего тут лукавить. Как вы думаете, Иннокентий, Александр?
– Что тут думать, поразил, – произнес Иннокентий Петрович. – Теперь любая дорога ему будет открыта. Но Вы ведь геологом стать хотели, Сергей Андреевич?
– И сейчас хочу, да денег пока на свое обучение не заработал.
– Это Вы в том смысле выразились, что чужих денег, в дар или в долг, принять не хотите?
– От вашего семейства, пожалуй, взял бы, но мне почему-то кажется, что я за эту осень и зиму смогу все-таки в Красноярске нужную сумму заработать, да и мама может выделить от своих нынешних доходов.
– Вот это уж верно, – встрепенулась Евдокия Андреевна. – У Елены Михайловны такие таланты белошвейные обнаружились, что она в ближайшее время сможет, видимо, свой модный салон организовать, в который мы постоянно ходить будем. И денежки ей носить.
– А что касается более денежного дела, – заговорил вдруг Александр Петрович, по-европейски элегантный, бритый господин лет пятидесяти, – милости прошу Вас, Сергей Андреевич, зайти завтра с утра в мою контору (где она находится, Вы ведь знаете?), а вашему старшему архивариусу я записку передам по поводу Вашей отлучки.
– Спасибо, Александр Петрович, буду с утра, – четко заверил Городецкий. И спустя небольшой промежуток времени спросил:
– Так что, Евдокия Петровна, будете бороться за 100 рублей?
– Нет, Сережа, подустали мы что-то с Лизанькой мозги напрягать. Да и повара мне сигналят, что пора гостей ужином потчевать…
Глава седьмая. Внедрение в АО «Драга»
Поздним вечером по возвращении домой (ехали в коляске, предоставленной радушной Евдокией Петровной и везли остаток от банка в количестве 125 рублей!), после восторженных охов, ахов и объятий с матерью и сестрой (как льнул к Елене Карцев, используя восторженное ротозейство Городецкого!) реципиент и подселенец оказались, наконец, одни в своей каморке.
– Вы что-то очень льнули к матушке? – задним числом обеспокоился Городецкий. – Она даже чуть оттолкнула меня.
– Что поделаешь, если она мне так нравится? И сегодня, у Кузнецовых была ярче всех – чтобы ты там ни говорил про Серебрянникову.
– Но это никуда не годится! Я требую эти поползновения прекратить!
– Так ведь и я душу имею, а она к Елене Михайловне тянется… Ладно, ладно, понимаю я все, больше не буду. Заводи поскорее себе маруху, только такую, чтобы и мне понравилась – и будем вместе наслаждаться…