Битва президентов - стр. 27
– Мирек? – спросила мать, силясь оторвать голову от подушки. – Почему ты явился одетым? И почему не хочешь присесть рядом?
– Опять ты нас перепутала, мамочка, – улыбнулся Мирослав, отчего на его круглых щеках появились фирменные ямочки братьев Корчиньских. – Я Стасик. Внизу ждет машина. Дела вынуждают меня срочно отправиться в Краков. Не хотел уезжать, не попрощавшись с тобой.
– Спасибо, Стасик, – прошелестел материнский голос. – Ты такой заботливый мальчик.
Инсценировка удалась. Неудивительно. Уже будучи взрослыми политическими мужами, Мирослав и Стас нередко выдавали себя друг за друга, вводя в заблуждение соратников по партии и Службу безопасности сейма. Они так преуспели в своих семейных инсценировках, что внучка Стаса, маленькая Ева, постоянно путала родного дедушку с его близнецом, дядей Мирославом. Одеваться они старались одинаково, отдавая предпочтение стандартным серым костюмам и сорочкам с устаревшими воротничками. Галстуки братья носили либо однотонные, либо в горошек, но ни в коем случае не полосатые. К сожалению, то, что осталось от Стаса после крушения самолета, уже не нуждалось ни в костюмах, ни в рубашках, ни в галстуках.
Сглотнув соленый комок в горле, Мирослав произнес:
– До свиданья, мама. Целовать тебя не стану, боюсь заразить какой-нибудь простудой. Мирек едет со мной. Завтра вечером он вернется, а я… я… гм… – Мирославу пришлось откашляться. – А я отправляюсь в длительную поездку.
– Куда? – спросила мать, щуря подслеповатые глаза.
– Далеко. Большой тур по Европе, Азии и Америке.
– Как? В последнее время тебя никуда не приглашали.
– Пригласили, – солгал сын. Пятясь, Мирослав машинально погладил левую руку, ноющую после того, как он сломал ее на ступенях правительственного костела.
– Погоди-ка, – окликнула мать.
– Что? – Мирослав замер.
Неужели он выдал себя характерным жестом? Если правда раскроется, то последствия даже страшно себе представить! Уж лучше бы тогда Мирослав разбился вместе со Стасом.
– Ч-что? – повторил он, ощущая, как ледяной кулак сжимает его сердце.
– Помнишь тот фильм про луну? – тихо спросила мать.
От облегчения Мирослав почувствовал себя невесомым, как воздушный шарик.
– Только сегодня вспоминал, – сказал он.
Пока мать в тысячный раз пересказывала ему историю о том, как протолкнула сыновей в кинематограф, Мирослав, чтобы убить время, разглядывал белоснежного кота Алика, развалившегося посреди персидского ковра. Коту перевалило за десять лет, но он все еще любил порезвиться. Никогда не проходил мимо цветов в вазе, обязательно забирался на стол и терзал букет, пока с него не осыпались все лепестки. В доме Корчиньских Алика никогда не наказывали, любили, холили и уважали за преклонный кошачий возраст. Мирослав прощал ему даже лужи в углах, не говоря уже о таких мелочах, как ободранные обои и занавески. Сейчас Алик укоризненно смотрел на него, обиженный непривычно равнодушным поведением хозяина. Кот привык, что Мирослав ласкает его, приговаривая всякие уменьшительные прозвища. Покойный Стас его вниманием не баловал. Изображая брата, Мирослав не знал, имеет ли он право погладить четвероногого любимца.