Битва королей - стр. 101
– Дело не столько в Пилосе, сколько в письме. Нельзя ли узнать, что говорят о нем ваши лорды?
Станнис фыркнул:
– Селтигар находит его восхитительным. Если б я показал ему содержимое моего судна, он и это нашел бы восхитительным. Другие кивают головами, как гуси, – кроме Велариона, который полагает, что дело решит сталь, а не слова на пергаменте. Как будто я сам не знаю. Пусть Иные возьмут моих лордов – я хочу знать твое мнение.
– Вы пишете прямо и сильно.
– И правдиво.
– И правдиво. Но у вас нет доказательств этого кровосмешения. Их не больше, чем было год назад.
– Доказательство своего рода имеется в Штормовом Пределе. Бастард Роберта. Зачатый в мою свадебную ночь, на постели, приготовленной для меня и моей жены. Делена принадлежит к дому Флорентов и была девицей, когда Роберт взял ее, поэтому он признал ребенка. Его зовут Эдрик Шторм, и говорят, он вылитый отец. Если люди его увидят, а потом посмотрят на Джоффри и Томмена, у них невольно возникнут сомнения.
– Кто ж его увидит в Штормовом-то Пределе?
Станнис побарабанил пальцами по Расписному Столу.
– В этом и заключается трудность. Одна из многих. – Он поднял глаза на Давоса. – Ты хотел сказать еще что-то – так говори. Я не для того сделал тебя рыцарем, чтобы ты изощрялся в пустых любезностях. На то у меня есть лорды. Выкладывай, Давос.
Давос послушно склонил голову:
– Там в конце есть одна фраза… как бишь ее? «Писано при Свете Владыки…»
– Да. И что же? – Король сцепил зубы.
– Народу не понравятся эти слова.
– Как и тебе? – резко спросил Станнис.
– Не лучше ли будет сказать: «Писано пред очами богов и людей» или «Милостью богов старых и новых…»
– Ты что, святошей заделался, контрабандист?
– О том же я мог бы спросить и вас, господин мой.
– Вот оно что? Похоже, мой новый бог тебе не больше по душе, чем мой новый мейстер?
– Я не знаю Владыку Света, – признался Давос, – зато богов, которых мы сожгли нынче утром, я знал. Кузнец хранил мои корабли, а Матерь дала мне семерых крепких сыновей.
– Сыновей тебе дала жена. Ей ведь ты не молишься? То, что мы сожгли утром, – всего лишь дерево.
– Может, оно и так – но когда я мальчишкой попрошайничал в Блошином Конце, септоны меня иногда кормили.
– Теперь тебя кормлю я.
– Вы дали мне почетное место за вашим столом, а я взамен говорю вам правду. Народ не станет вас любить, если вы отнимете у него богов, которым он всегда поклонялся, и навяжете им нового, чье имя даже выговорить трудно.
Станнис рывком поднялся на ноги.
– Рглор. Что тут такого трудного? Не будут любить, говоришь? А разве меня когда-нибудь любили? Можно ли потерять то, что никогда не имел? – Станнис подошел к южному окну, глядя на освещенное луной море. – Я перестал верить в богов в тот самый день, как «Горделивая» разбилась в нашем заливе. Я поклялся никогда более не поклоняться богам, способным столь жестоко отправить на дно моих отца и мать. В Королевской Гавани верховный септон все вещал, бывало, что добро и справедливость исходят от Семерых, но то немногое, что я видел из того и другого, проистекало всегда от людей.