БИТВА БОГОВ - стр. 11
– Не бойся, не могла бы. Я никого не могу мучить, даже если меня об этом просят.
– Просят?
– Да, есть и такие.
Она придвинулась ближе, подтянула колено к животу и обхватила его руками.
– Может быть, ты недоволен, что я увела тебя из зала?
– Что ты!..
– Не знаю. Есть мужчины, которые любят всё делать на виду у гостей.
– Они неполноценные, – сказал Вирайя, и оба рассмеялись, припомнив сегодняшние разговоры.
Странно, – ему не хотелось бурных ласк. Эта женщина, такая царственно-прекрасная, вдруг показалась Вирайе нуждающейся в жалости и защите. Он нежно привлек её голову к себе на грудь. Она охотно пристроилась, вздохнула. Сказала:
– Вот ты какой, бог…
Он поднял голову, почуяв чье-то присутствие.
Под аркой, на берегу канала стоял и молча, внимательно смотрел на них человек, обтянутый чёрной кожей, с золотым крылатым диском на груди, в зеркальном шлеме. В левой руке у него был красно-белый полосатый жезл, на поясе висели плоский динамик с микрофоном и пистолетная кобура. Вестник Внутреннего Круга в полном облачении, торжественно-окаменелый.
Аштор, вскрикнув, отползла в угол и стала натягивать на себя край шкуры – только глаза блестели, как у загнанной кошки. Вирайя встал на ватных ногах, выпрямился.
– Именем священного Диска! Вирайя, сын Йимы, адепт малого посвящения Внешнего Круга?
– Я.
– Слава Единому, жизнь дающему, вечному.
– Слава Никем не рождённому, – ответили губы Вирайи.
– Посвящённый, следуй за мной.
Гости лежали, уткнувшись лицом в ковер. Валялись надкушенные фрукты, перевернутая посуда. Архитектор, проходя, подумал, как забавно торчит кверху зад Эанны, обтянутый домашним халатом.
ГЛАВА III
Прекрасно умереть – позорно рабствовать.
Публилий Сир
Тяжёлый, хмурый затылок. Затылок-груша, воспалённый, розовый, словно опухоль. Затылок, выразительный, как лицо – глубокая поперечная складка напоминает неумолимо сжатый рот.
Затылок выплывал из темноты, как мёртвое багровое солнце. И опять рука Сати хватала бронзового дельфина, и каждый палец чувствовал его объём и выпуклость. И край массивной подставки, словно в пирог с твёрдой коркой, проваливался в лысину.
Не было больше страха. А может быть, его вовсе не было? Убив, она стала сама, как мёртвая. Собрала в сумку свои нехитрые пожитки, надела обувь покрепче, закуталась в покрывало и ушла. Ни о чем не думая, никого не замечая, добралась по дороге до столицы. На КП её окликнули «голубые». Наверное, она производила впечатление помешанной – смеялась им в ответ, махала рукой. Пропустили с прибаутками, один даже сделал вид, что собирается залезть под юбку. Она побежала, солдаты хохотали.