Бирюк - стр. 5
– Так и есть. Но это правоты его не отменяет.
– А я разве спорю? – все так же отказываясь смотреть ему в лицо, ухмыльнулся типа бесшабашно я.
– Колян, может, ну его, лес этот? – с хрустом щетины потер квадратный подбородок друг. – Давай сегодня сядем, вместе пару пузырей раздавим и потрындим за жизнь спокойно.
– Спокойно? А Роксана у тебя сама будет с детьми подкидываться, пока мы расслабон ловить станем?
– Роксана поймет. Объясню ей. Катьку вон на помощь ей пошлем.
– Что объяснишь? – мигом заведясь, я встал и сгреб со стола ключи. – Что есть у тебя друг-компаньон, слабак и нытик, и надо ему сопли подтереть да присмотреть, как за ссыкуном несмышленым?
– Не городи х*йни. Друзья – они для всего. И сопли подтирать, коли надо, и в рожу дать. А иногда просто вывалить на них, чё за говно на душе.
– Говно надо не на друзей вываливать, – отмахнулся я и ушел. Сбежал. Услышав в спину тихое «Не прав, ох, не прав, мужик».
– У нас сегодня тушенка хорошая. Две по цене одной. И килька в томате вкусная тоже. – Продавщица в поселковом маркете, как ни старалась, не могла скрыть осуждающее выражение лица, пробивая мне три бутылки водяры и столько же банок с консервами.
– Тонкий намек, что закусывать активнее надо? – зло оскалился ей я и демонстративно прихватил еще и пару полторашек пива в холодильнике перед кассой и большой пакет чипсов, хер его знает какого вкуса. Жрать их не собираюсь. – Как не принять во внимание слова умудренной опытом дамы.
Вот как назло уже три недели подряд я попадаю на нее, когда тарюсь перед тем, чтобы забуриться в лес. Она мне точно уже ярлык «алкаш конченый» на лоб припечатала. Вон как горестно вздохнула, головой качая.
Да и класть я хотел на ее мнение. И вообще на всех с их жалкими потугами воззвать к моим совести и разуму. Просто… ну, сука, как наждаком по шкуре от ее взгляда. Да нах!
Добравшись до избушки, я первым делом принялся дрова колоть, воткнув пузыри с огненной водой в снег у крыльца. Я, может, и конченый, и алкаш и не мужик больше, но желания закончить жизнь самоубийством, медленно замерзнув тут, не имею. Пока. Там… как пойдет.
– Коленька, я тебя умоляю, поверь мне, любимый!
Голос Аньки, то молящий, полный слез, то проклинающий, бьющий жесткой, как железный прут, по открытому сердцу ненавистью, занудел в голове привычной, намертво заевшей пластинкой. Которую, гадину, не вырубить, не разбить, даже если сам башкой об стену бейся. Тоже пробовал поначалу.
Перед глазами тут же вставало ее некрасиво зареванное лицо, распухший, всегда идеальный аристократичный нос и то, насколько дико смотрелось ее тонкое запястье в кольце наручников, что были прикованы к ручке в Андрюхиной тачке. В первый момент меня аж повело от ярости. Думал, за*башу Боева. Как посмел только! Мою женщину! Мою Аньку! А потом… Потом только и помню, как блевать тянуло с каждой минутой и открывшейся подробностью все больше. Моя женщина, да? Папина дочка из приличной семьи? Ну, подумаешь, папаня – раздолбай и в бизнесе полный лох, но люди-то порядочные.