Биг-Сур - стр. 7
В самом деле, какой восхитительный старт, первый вечер когда я один, можно приготовить первый ужин, вымыть первую посуду, лечь вздремнуть и пробудившись услышать торжественный звон тишины, неба, рая даже внутри лопотанья, сквозь лопотанье ручья – И сказать Я ОДИН, и хижина вдруг станет домом, просто потому что впервые приготовил еду и вымыл посуду – Вечереет, целомудренный свет чудесной керосиновой лампы, днем я бережно отмыл калильную сетку в ручье и вытер туалетной бумагой, но от бумаги налипли соринки, пришлось мыть опять и на сей раз просто сушить на солнышке, на вечернем солнце быстро исчезающем за отвесными стенами каньона – Вечереет, керосиновая лампа озаряет хижину, я выхожу нарвать папоротника, как в Ланкаватара-сутре: «Поглядите, государи мои, какая прекрасная сетка для волос!» – Вечерний туман затекает в чащу каньона, закрывает солнце, становится прохладно, даже мухи на пороге грустят как туман на вершинах – Когда отступает свет дня, отступают и мухи, подобно вежливым мухам у Эмили Дикинсон, а в темноте все они спят где-нибудь на деревьях – В полдень они с тобой в домике, но к вечеру продвигаются ближе к порогу, как это странно и мило – Неподалеку от хижины гудит пчелиный рой, такое ощущение что прямо под крышей; гудение приближается (сердце ёкает), прячешься в домик, мало ли что, вдруг они получили задание навестить тебя, все две тысячи разом – Но постепенно привыкаешь, оказывается это у них раз в неделю вроде как праздник – И в целом все замечательно.
Даже первая пугающая ночь на берегу, с карандашом и тетрадкой, когда я скрестив ноги сижу на песке лицом ко всему тихоокеанскому гневу бьющемуся о скалы что подобно мглистым башням высятся над бухтой бултыхающейся бурунами в промоинах; дрейфующие города водорослей качаются вверх-вниз едва различимо темнея в фосфоресцирующем ночном освещении – Поднимая глаза я вижу и знаю одно: справа вверху на утесе на кухне домика горит свет, кто-то выстроил себе домик с видом на грозный Сур и теперь уютно ужинает там, вот что я знаю – Свет оттуда горит путеводным маячком подвешенный в тысяче футов над грохочущим побережьем – Кому взбредет в голову строиться там? разве что скучающему седовласому архитектору, искателю приключений, уставшему заседать по конгрессам, и не ровен час разыграется там когда-нибудь орсон-уэллсовская трагедия с вопящими призраками, и женщина в белом пеньюаре сорвется с отвесной скалы – Но на самом деле я представляю себе просто кухню, милый, уютный, может быть даже романтичный ужин там наверху за клочьями воющего тумана, а сам сижу далеко внизу и с печалью гляжу на всю эту вулканову кузницу – Тушу сигаретку «Кэмел» о миллиардолетнюю скалу возвышающуюся надо мной на немереную высоту – Свет окошка льется с вершины скалы, а за ней еще дальше и выше вырастает хребет прибрежного зверя и я глотаю воздух думая: «Словно лежащий пес ежит огромные плечи, замерз сукин сын» – Высится, мерзнет, пугает людей до смерти, но что есть смерть перед лицом всей этой воды, всего этого камня?