Биф Веллингтон, или На..й готовку - стр. 14
По соседству с ним вижу седобородого старика, похожего на профессора. На нём пиджак, немного великоватый, но вполне приличный, а из кармана рубашки торчит небрежно сунутый кем-то розовый платок. Дед крутится на одном и том же месте, словно его заело в автоматическом инвалидном кресле. На пледе, укрывающем его иссохшие ноги, лежит жёлтая резиновая уточка, из тех, какими играют в ванной комнате малыши. Но сколь бы меня ни раздражало его вращающееся кресло, почему-то не возникает желания подойти и остановить его, даже если бы я и могла это сделать. Похоже, это единственное, что отвлекает его мозг от печальных мыслей. «Пусть себе крутится», – думаю я и переключаюсь на женщину, облачённую в розовую балетную пачку.
Взгляд её блуждает, как у многих из них, словно во тьме. Но конкретно с ней дело тут не только в этом. Монголоидные черты лица говорят о серьёзном недуге, называющимся синдромом Дауна, коим и страдает эта любящая весь мир особа. Она похожа на огромного розового слона. Рыхлая и пухлая балерина, выполняющая всевозможные балетные па, на которые тело её не способно. Отыграв короткую программу, с потом, стекающим прямо в глаза и приоткрытый рот, женщина, которой никак ни меньше сорока, кланяется зрителям, разводя руки в стороны и раздавая своим почитателям поклоны, от которых её балетная пачка взмывает верх, открывая всеобщему обозрению жирный, покрытый целлюлитом зад. Жалкое зрелище, но, конечно, не для человека, привыкшего жить иллюзией.
Рядом с ней наклонившись, словно вторя её движениям, стоит мужчина, схватившийся за голову руками так, словно искренне желает проломить себе череп. На руках его перчатки, толстые и грубые, плотно обжимающие руки. Глаза зажмурены, и я точно не могу сказать, в чём причина его раскрасневшегося лица. То ли в давлении, которое он испытывает, то ли в алкоголизме, которым явно страдает. Понятия не имею, откуда мне это известно, но я знаю. Как знаю и то, что он доктор. И дело тут даже не в белоснежном костюме, которые носят только медицинские работники, и не в стакане, который торчит из кармана его белоснежных брюк. Просто знаю и всё. Мне так же известно, что он страдает от видений. Постоянных, жестоких, непрекращающихся.
На девочку-подростка, сидящую на коленках, больно смотреть. Мне откровенно не хочется знать, что послужило причиной нанесения всех этих застаревших ран на её теле, ныне превратившихся в белёсые шрамы. Их многообразие рассмотреть несложно, так как на девчонке лишь майка да старые растянутые шорты. Выглядит она неимоверно уставшей. Кажется, кинь в неё камешком, и она свалится как подкошенная. Тусклые волосы, которые она, похоже, давно уже не расчесывала, стянуты резинкой в невысокий хвост. Темные полукружия под глазами и худоба, которую не скроешь ничем. Но не это беспокоит меня, а то, как она, подставив руку к лицу, теребит вставленные под кожу ржавые булавки, передвигая их туда-сюда под своей истощённой плотью.