Библия ядоносного дерева - стр. 53
– Лия, пчел нельзя привезти. Для этого нужно было бы перенести сюда целый мир, а тут для него нет места.
Я судорожно сглотнула.
– Знаю.
Мы сидели рядом, глядя через кривую бамбуковую ограду на пышное разнообразие пустоцветов папиного огорода. Во мне боролось столько эмоций: восторг от нежности в выражении папиного лица и отчаяние от его поражения. Мы так усердно работали – и зачем? Я испытывала смятение и ужас, чувствуя, что здешнее солнце сожжет многое из того, во что я верила.
Метусела из своей клетки на крыльце крикнул нам: «Мботе!», и я подумала: это «здравствуйте» или «прощайте»?
– Почему мама Татаба тут так бушевала? – осмелилась я спросить. – Мы видели, как она орала.
– Из-за маленькой девочки.
– У нее есть дочь?
– Нет. Одна девочка из этой деревни погибла в прошлом году.
– Как это случилось?
Теперь отец смотрел не на меня, а куда-то вдаль.
– Крокодил убил и съел ее. С тех пор они не позволяют свои детям даже ногой ступать в реку. Даже ради того, чтобы омыться кровью Агнца.
Меня саму крестили, как и всех, на чьем крещении мне пока довелось присутствовать, в чем-то вроде большой ванны или маленького бассейна в баптистской церкви. Худшее, что могло там с тобой случиться – поскользнуться на ступеньках. Я надеялась, что на небе найдется место для этой маленькой девочки, в каком бы виде она туда ни попала.
– Не понимаю, – сказал папа, – почему потребовалось полгода, чтобы мне наконец сообщили об этом простом факте?
Прежний огонь возвращался в эту странную задумчивую оболочку моего отца. Я обрадовалась.
– Ко-ко-ко! – выкрикнул Метусела.
– Входи! – раздраженно ответил ему папа, которого попугай достал уже до печенок.
– Просыпайтесь, брат Фаулз!
– Отвали к свиньям! – заорал папа.
У меня перехватило дыхание.
Он вскочил, зашагал к крыльцу и распахнул дверцу клетки Метуселы. Тот опустил голову и бочком подошел к открытому проему. Его выпученные глаза бегали вверх-вниз, словно он пытался оценить угрозу, исходившую от этого огромного белого человека.
– Ты свободен, – сообщил папа. Но птица не выходила. Тогда отец протянул руку и взял его.
В папиных руках Метусела выглядел не более чем игрушкой из перьев. Когда папа подкинул его вверх, он в первый момент не взлетел, а лишь завис в воздухе, как бадминтонный волан с красным оперением. Я подумала, что папа чересчур сильно стиснул несчастное существо и оно сейчас рухнет на землю.
Но нет. Метусела расправил крылья и взвился, как воплощение самой свободы, над нашим «Кентуккским чудом», над самыми высокими кронами джунглей, которые, несомненно, заберут обратно все свое, как только мы уедем.