Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги - стр. 21

слово Божье. Можно выразиться точнее: Библия содержит слово Божье. Однако и это не вполне точно. Нельзя считать христианскую Библию лишь божественной вестью, полученной и переданной людьми. Почему? Потому что в данном случае люди не только принимают, но зачастую и отвергают Божий зов. Более того, свое противление они нередко приписывают тоже Богу.

Первый и фундаментальный вопрос нашей книги состоит в следующем: как нам, христианам, узнать, какой Бог истинный – действующий путем насилия (Он описан в Библии) или не действующий путем насилия (Он тоже описан в Библии)? Ответ очевиден. Норма и критерий христианской Библии – библейский Христос. В свете Христа мы смотрим на все остальное в Библии. А поскольку, согласно христианскому учению, Христос есть образ и откровение Божье, то мы посчитаем Бога склонным к насилию, если Христос склонен к насилию, и не склонным к насилию, если Христос не склонен к насилию.

В конце концов мы называемся христианами, а не библейцами. Стало быть, в самом нашем названии заложено, что Христос важнее Библии. Однако это лишь подводит нас к следующему вопросу: какого именно Христа мы имеем в виду? Мирного Христа на мирном осле в Евангелии или воинственного Христа на белом боевом коне в Апокалипсисе? Иными словами, нужен второй нормативный критерий.

Если для христиан библейский Христос есть критерий библейского Бога, то исторический Иисус есть критерий библейского Христа. Опять-таки это тоже очевидно. Христианство возникло, когда родился исторический Иисус. Рождество есть точка отсчета и рубеж. Неслучайно некоторые христиане, находясь перед сложной жизненной дилеммой, спрашивают себя не «что говорит на сей счет Библия?», а «как поступил бы Иисус?»

Мой тезис: норма и критерий христианской Библии – одна и та же личность, которую ученые изучают как исторического Иисуса и в которую христиане верят как во Христа. Иными словами, смысл библейской истории – в ее середине: жизни Иисуса, описанной в евангелиях и подлинных посланиях апостола Павла.

Венец библейского повествования – в его центре. И мирный характер этого центра показывает смысл/ бессмыслицу жестокой концовки.

При всем уважении к исламской традиции мы не «люди Книги». Мы – «люди с Книгой». И, что еще важнее, мы – «люди Личности». Вот почему одно из любимых христианских мест в Евангелии от Иоанна гласит: «…так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин 3:16), а не «…отдал Книгу свою единственную».

Особый дар христианства – в личности, а не в книге. И эта личность – исторический Иисус, «слава Христа, который есть образ Бога невидимого» (2 Кор 4:4). Коротко говоря, для христиан Боговоплощение важнее Апокалипсиса.