Библейская история древнего мира и античная мифология - стр. 18

Поэтическую автобиографию долгожителя Финтана-Огига, сына Бохра, сына Бита, сына Ноя, приводит ирландская сага «Установление владений Тары»:

Как мы видим, ирландские предания отождествляли потоп Финтана (Огига) с всемирным потопом, что, на наш взгляд, является ошибкой – Финтан был правнуком Ноя. Упомянутый в саге Партолон – это греческий Триоптолем (искаженное Варфоломей), что в переводе означает «сын вспаханной земли», кем собственно и был Триоптолем, получивший от Деметры (Исиды) дар земледелия и учивший ему народы. Как сообщают греческие мифы, однажды Деметра в поисках своей дочери Персефоны пришла в дом царя Элевсина, который и был сыном Огига и отцом Триоптолема. При этом альтернативная версия поэта Херила о Триоптолеме как правнуке Девкалиона не выдерживает критики, поскольку массовый переход к оседлому образу жизни, предполагающему развитое земледелие, произошел в Аттике еще во времена ровесника Девкалиона – Кекропса, основателя двенадцати городов. Если же следовать ирландским мифам, то Партолон (Триоптолем) считался шестым потомком Яфета по линии его сына, Магога.

В ирландском манускрипте XIV века Книге Баллимоута Финтан (Огиг) числится уже как Финей Фарсайт («провидец»), сын Баата, сына Магога, сына Яфета – один из 72 вождей, строивших Вавилонскую башню, и изобретатель четырех алфавитов (еврейского, греческого, латинского и огамического). Любопытно, что похожие сведения о Финтане приводит и сага «Установлении владений Тары»: «Лишь один Финтан пережил потоп, и нынче ночью наслал на него Господь дух Самуила пророка в облике юноши. Опустились на губы Финтана солнечные лучи, и три углубления появились у него на затылке, отчего семь даров красноречия и семь цепочек примет его язык».

Во времена поздней античности долгожителя Огига-Финтана называли уже Огмием и даже путали с Гераклом, о чем можно судить по отрывку из Лукиана Самосатского: «Геракла кельты называют на своем местном языке Огмием, причем изображают этого бога в очень странном виде: он у них оказывается глубоким стариком, с плешью на темени, с совершенно седыми остатками волос на затылке, с кожей, сморщенной и загорелой до черноты, как у старых мореходов. Скорее можно было бы предположить, что перед нами – один из подземных обитателей Тартара, какой-нибудь Харон или Иапет, словом – кто угодно, только не Геракл. Но и в таком образе Огмий сохраняет все же снаряжение Геракла: львиная шкура накинута, палицу держит в правой руке, колчан подвешен, и натянутый лук выставляет вперед левой рукой, – словом, что касается снаряжения, это настоящий Геракл… Впрочем, самое непонятное в этом изображении – еще впереди. Дело в том, что этот Геракл, хотя и старик, влечет за собой целую толпу людей, причем все привязаны за уши. А привязью служат тонкие цепочки, из золота и электрона, сработанные и подобные прекраснейшим ожерельям. И вот, люди, увлекаемые столь слабой цепью, даже не помышляют о бегстве, хотя они могли бы легко убежать, и вообще не сопротивляются и ногами не упираются, не откидываются всем телом назад, борясь с увлекающей цепью, напротив, со светлыми и радостными лицами они следуют за уводящим их богом и, славословя его в один голос, сами спешат и, желая забежать вперед, ослабляют узы, и, кажется, опечалены будут, если получат свободу. Не премину я рассказать и о том, что показалось мне в этом изображении всего неуместней: не зная, куда прикрепить концы цепочек, – так как правая рука Геракла уже занята палицей, а левая – луком, – художник просверлил кончик языка, заставив бога языком увлекать пленников, и он ведет их таким образом, повернув к ним лицо и улыбаясь им» (Про Геракла,1–3). Однако совершенно очевидно, что богатырь Огма, брат Нуаду Серебряной руки, павший в битве с фоморами при Маг Туиред, которого Лукиан и называет кельтским Гераклом, никакого отношения к огамическому письму не имел. Его изобретатель – Финтан (Огиг), отсюда и соответствующее скульптурное изображение Финтана с цепочками, протянутыми от языка к людским ушам, что символизирует красноречие и знание языков.