Безутешная плоть - стр. 39
В коридоре скрипят двери, остальные соседки выбегают в коридор.
– Чи-и? Что происходит? – Голос Мако просачивается под дверь.
– Всё эти! Вот достали! Сами же и напросились, – шипит Берта.
– Может, она ушла? – робко спрашивает Мако.
– Ага! Уйти оттуда, куда сама притащилась? – язвит Берта. – Иве, Мако, какая женщина так поступит? Если у тебя есть хоть какой-то разум, скажи мне, куда он подевался?
– Она тебя разбудила? – шепчет Мако, умиротворяя Берту сочувствием. – Она стучалась и ко мне в окно.
– А чего бы иначе я вышла? – огрызается крупная женщина. – Я сказала, девушка, перестань стучать, как будто окно твое. И разве тебе неизвестно, что это и не окно твоего мужа, спросила я. Ты только посмотри на нее, думает, что сахар покупают не в магазине на собственные деньги, а на идиотские члены Шайна.
– Они за ним бегают, – соглашается Мако тонким дрожащим голоском.
Берта с отвращением фыркает, как всегда, когда смакует чужие несчастья.
– Ха, спорю, его мать проводит жизнь в слезах, потому что ходит за полдесятком, если не за десятком детишек. Если бы я была матерью Шайна, я бы его удержала. Спустила бы, как дерьмо, и все бы кончилось.
– Тсс, – предупреждает Макомбореро. – Что, если он тебя услышит?
– Тогда и посмотрим! – гогочет Берта.
Пока соседки беседуют, в палисаднике поднимаются беспорядочные крики.
Ты медленно вылезаешь из кровати, нашаривая ногами парусиновые туфли. Не желая иметь ничего общего с этой суматохой, ты тем не менее понимаешь, что нужно быть в курсе, нужно позаботиться о своей безопасности. Рассудив, что лучше бы никто тебя не видел в заношенной ночной рубашке с оторвавшимися пуговицами, ты натягиваешь джинсы и футболку.
Когда ты появляешься в коридоре, Берта открывает дверь и выходит на улицу. Мако спешит за ней, а ты выходишь следом.
В саду хозяйка, выходя из-за дома, торопливо обматывается замбийской юбкой[16].
Она, ты, Берта и Мако сходитесь и всматриваетесь в клокастую траву. В самом центре, на пыльном пятачке открытого пространства, непрошеная гостья сражается со своей одеждой.
На ней бледных цветов блузка с вздымающимися на груди рюшами, как будто она явилась на званый ужин. Наряд завершают тонкие темные лодочки.
Она нашаривает пуговицы сначала на блузке, затем на брюках. Ты в ужасе смотришь, как она дергает молнию.
– Смотри! – кричит она. – Посмотри на меня! Я сейчас сниму одежду, Шайн, я сделаю это. И хочу посмотреть, что ты будешь делать.
– Качасу[17], – говорит Берта. – Или зед. Никогда не видела, чтобы женщина пила такую жуткую жесть.
Ты смотришь, и на глазах у тебя слезы. Безумие женщины напоминает панику, охватившую тебя несколько часов назад, когда Шайн стоял у тебя под дверью. А если бы ты была моложе? Что бы ты сделала, если бы кто-то вроде Шайна, работающего бухгалтером, обратил на тебя внимание? Резкие слова Берты звучат у тебя в ушах. Ты вспоминаешь Гертруду, камень в твоей руке, и у тебя сводит живот. Ты отходишь от Берты и своих воспоминаний поближе к Май Маньянге.