Безмолвие девушек - стр. 23
Но я глубоко заблуждалась.
Ахилл зарычал и зарылся лицом в мои волосы, затем принялся кусать и облизывать кожу, пока не добрался до грудей. Когда же он взял в рот мой сосок, я даже выгнула спину от неожиданности. Это даже отдаленно не походило на страстные ласки – так голодный ребенок сосал материнскую грудь, с таким рвением, что не мог ухватить сосок и приходил в неистовство. Ахилл стукнул меня кулаком в грудину, потом опомнился и стал набивать в рот мои просоленные локоны. Затем опять вернулся к грудям, обхватывая целиком соски и крепко сжимая их зубами. Возможно, вы спросите: «Почему тебя это так потрясло?» Могу сказать одно: это был не мужчина, это был ребенок. Когда Ахилл наконец отпустил меня, на его лице застыл тот опьяненный, остекленелый взгляд объевшегося младенца. Ничего подобного я не видела на лице мужчины прежде – да и впредь.
Под конец Ахилл посмотрел на меня – он выглядел озадаченным, даже смущенным. Я ждала, что он ударит меня, и не потому, что я сказала что-то или сделала – или не сказала чего-то и не сделала, – просто потому, что я стала этому свидетелем. Я узнала его нужду. Однако Ахилл лишь отвернулся на бок и притворился, что засыпает.
6
Все переменилось, и не в лучшую сторону. Грубое, прозаическое использование моего тела ради облегчения осталось в прошлом. На смену ему пришла страсть – страсть, но без намека на нежность. Ахилл любил меня – да уж! – так, словно надеялся, что очередной акт убьет меня. Однажды он буквально растолок меня в порошок, в другой раз стиснул так, будто боялся, что я могу внезапно исчезнуть. Порой мне казалось, что он просто-напросто задушит меня.
Ифис то и дело спрашивала, в порядке ли я. А я лишь кивала и продолжала заниматься своими делами. Все чаще я выбиралась за пределы женских жилищ, но поначалу ходила только к ближайшим огням, где встречала хотя бы пару женщин, которых знала в Лирнессе. Я видела мир вокруг, ощущала тепло солнечных лучей… Я выжила. Ну если можно так выразиться. В лагере хватало женщин, чьих сыновей убивали у них на глазах, которые до сих пор не разговаривали и лишь таращились в пустоту. В буквальном смысле, можно хлопнуть в ладоши у них перед самым носом, и они даже не моргнут.
Впрочем, не все так просто. Как ни странно, были и такие женщины, чья жизнь изменилась к лучшему. Одна девушка, которая в Лирнессе была рабыней – рабыня на кухне, низшая из низших, – теперь стала наложницей великого правителя, в то время как ее госпожа, плоская женщина с обвислым животом и уже на склоне детородного возраста, побиралась у костров в поисках еды. Отныне значение имели лишь юность, красота и плодовитость.