Безликий - стр. 28
– Спокойно, гражданка! – сказал он строго. – Вернитесь к себе.
– Какое к себе! – всплеснула руками соседка. – Побегу вниз, предупрежу Воробьевых!
– Странно, что они еще не в курсе, – пробормотал Димитров, когда она умчалась, прыгая через две ступеньки. – Что делать будем?
– Вскрывать, – решил я.
– Уверен?
– Абсолютно.
Вздохнув, Димитров вытащил из кармана набор отмычек.
– Ладно. Дай мне пару минут. Черт! – Он выругался, глядя на то, как вода окружает его ботинки от «Catepillar».
Справился он быстрее, чем соседка, чьи вопли доносились со второго этажа и которая вернулась несолоно хлебавши: Воробьевы, судя по всему, куда-то укатили и не знали, что их квартиру постигла катастрофа.
– Стойте здесь! – сказал я ей, доставая пистолет.
При виде оружия она открыла рот и только молча закивала головой. Димитров тоже вытащил пушку. Мы вошли в квартиру.
Было темно: как выяснилось спустя минуту, кто-то задвинул шторы во всех комнатах.
В ванной шумела вода. Звук был равномерный, ничем не прерываемый – совсем не такой, какой бывает, когда моются.
Мы осмотрели все в квартире, прежде чем отправиться туда: не хотелось бы, чтобы кто-то выскользнул на лестницу, пока мы будем в ванной.
Дверь была приоткрыта, и через порог бурным потоком лилась вода.
Димитров зажег свет, нажав на выключатель стволом «Макарова», и мы заглянули внутрь.
Мертвая женщина, лежавшая в ванне, была одета в нелепый костюм вроде театрального – что-то из шестнадцатого или семнадцатого века.
– Дежавю! – выдохнул Димитров.
Я сразу понял, что он имеет в виду.
У женщины не было лица. Красное, багровое, белесое, жутко оскаленное, дико выпучившееся – все это было. А лица не было. Кто-то срезал его и унес с собой.
Я смотрел на месиво, чуть выступающее над водой, и чувствовал, что меня начинает мутить. Только теперь я заметил, что вода была слегка розовой – она вымывала кровь из жуткой раны. Впрочем, сердце женщины уже остановилось, так что труп почти не кровоточил.
Рядом со мной громко выругался Димитров.
– Вызывай опергруппу! – проговорил я, опуская пистолет. – Мы опоздали.
У моего дяди со стороны матери была ферма. То есть фермой ее назвали бы сейчас, а тогда это был просто «участок», на котором стоял не обшитый досками двухэтажный дом из потемневших бревен, сарай, хлев, курятник и загон для коз.
Хозяйство, одним словом.
Дядя предпочитал пишу, которая выросла в его владениях. Яйца, курятина, свинина, из которой он делал шпик, колбаски, беконы, окорока и так далее. У него была толстая поваренная книга, которую он собирал много лет, вырезая, перепечатывая, переписывая и вклеивая рецепт за рецептом. Мясо он готовил всегда сам, доверяя жене остальные блюда.