Бездна - стр. 38
– Мне нет нужды убивать их, если уж это настолько тебе мешает.
Станнис покачал с недоверием головой.
– А ты сам себя хоть иногда слушаешь? Нападение на Белого – будет не ножом сквозь масло, если уж использовать твою довоенную риторику. И убьешь ты этих парней или только ранишь, не будет иметь ни малейшего значения. И в одном, и в другом случае появится у тебя немало врагов. Даже если удастся убрать альбиноса, ты не сумеешь спасти сына, а ведь в нем все дело.
Учитель смерил его ненавидящим взглядом.
– Другого выхода нет, – не сдавался он.
– Ты ошибаешься, дружище.
– Правда?
– Да.
Очередной взгляд наружу позволил Помнящему удостовериться, что в туннеле все еще никого нет.
– И что вы предлагаете? – спросил он.
Станнис глянул ему прямо в глаза. И там было видно колебание, словно он не знал, нужно ли произносить вслух то, что вертится у него на языке.
– Единственным разумным выходом мне кажется бегство, – проворчал он наконец.
– Бегство? – Помнящий вытаращил глаза. – Ты серьезно? Куда?
– В Башню.
То место имело немало названий. Башня, Мордор, Палец, Хер. Любой, кто выходил на поверхность, видел маячивший вдали скелет гигантского небоскреба. Самая высокая постройка Вроцлава некогда была туристической достопримечательностью, доказательством богатства и гордыни человека. Потом, в первые годы после Атаки, она сделалась символом возможного возрождения – это оттуда, из Купеческой Республики, отправлялись в город многочисленные караваны, доставляющие в дальние и сильнее прочих пострадавшие районы необходимое оборудование и товары. Надежда, поддерживаемая в изолированных анклавах, из-за мифа Башни не умирала, даже когда купцы окончательно проиграли столкновение с постъядерной реальностью и отказались от опасных странствий на другой конец города. Огонь, каждую ночь зажигаемый на вершине небоскреба, давал людям, обитающим в анклавах, отрезанным от богатого юга, знак, что непрестанная борьба за выживание пока имеет смысл, поскольку все еще может наступить тот день, когда человек перехватит инициативу и отобьет поверхность для себя. И понадобилось несколько лет, чтобы и самые безумные уяснили, в конце концов, что этот слабый огонек над горизонтом – не что иное, как обычный мираж. Добраться туда было невозможно, в чем убедились десятки смельчаков, предпринимавших отчаянные попытки прорваться на юг. Любая дорога, которую они выбирали, вели к верной гибели.
Учитель знал об этом лучше прочих, поскольку это он выслушивал первые рапорты возвращающихся недобитков и это он записывал потом их свидетельства в хронику как предостережение. И именно это знание позволяло ему теперь оценить предложение кузнеца.