Безбилетный пассажир - стр. 36

Счет пошел. Боре надо было вспомнить, где лежит самое лучшее, и он заметался по комнате. На экране эта сцена получилась так убедительно, что Боре позавидовал бы Лоуренс Оливье.

В павильоне каждый кадр требует долгой подготовки. Пока Ниточкин ставил свет, Бондарчук ложился на диван и дремал, а Боря носился по павильону, всюду лазил, прыгал и действовал всем на нервы.

– Борис Павлович, ну, что ты все скачешь? – сказал я. – Вон посмотри на Бондарчука – он тоже актер, а спокойно лежит и никому не мешает.

– Бондарчук народный артист, у него зарплата совсем другая, – объяснил мне Боря.

Самой трудной была для нас сцена, когда Сережа, узнав, что его не берут в Холмогоры, приходит к Коростелеву, просит взять его с собой и плачет.

Как добиться чтобы ребенок заплакал? Накапать глицерина или дать понюхать нашатырь – получится неубедительно. И мы придумали такой вариант: один режиссер – злой и плохой – мальчика обижает, а другой – добрый и хороший – жалеет и заступается. Бросили жребий. Мне повезло – я оказался хорошим.

Поставили свет, подготовили кадр, отрепетировали текст. Но не снимаем, держим паузу. Боря стоит, переминается с ноги на ногу, чешется. И тут Таланкин ему говорит:

– Боря, ты сегодня на леса залезал?

– Залезал.

– Но ты знал, что нельзя?

– Мне интересно – что там? Я ребенок.

– А мы за это тебя накажем. Оставим на ночь в павильоне и запрем.

– Не имеете права!

– А мы и спрашивать никого не будем.

– Здесь крысы!

– Игорь, – вступаю я, – ну действительно… Маленький мальчик, всего пять лет, в этом огромном павильоне, в темноте…

– Какой он маленький, ему уже шесть.

– Нет, пять! – У Бори задрожали губы.

– Нет, уже шесть!

– Нет, пять! Шесть будет только через месяц!

И Боря заплакал.

– Мотор! Камера! – быстро сказал я. – Боря, говори текст! Снимаем!

– Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!

– Стоп!

– Таланкин, из какой вы семьи? Где вы воспитывались?

– Еще дубль! Мотор! Боря!

– Коростелев, дорогой мой, миленький, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, возьми меня в Холмогоры!

– Стоп!

– Таланкин, фамилия у вас от слова «талант», а сам вы не режиссер, а жук навозный! – рыдая, ругался Боря.

Тут мы не выдержали. Хохот стоял такой, что третий дубль снимать было невозможно.

На следующий день, когда Боря пришел, Таланкин ему сказал:

– Здорово ты вчера сыграл, Борис Павлович! Некоторые даже подумали, что ты по-настоящему плакал.

Боря помолчал и спросил:

– А еще надо будет?

– Ну, еще разок.

– Еще разок? Ладно уж, еще разок поплачу.