Без восторгов и проклятий. Субъективные заметки по истории России - стр. 27

И также никто не мог знать, что прототип Нержина (то есть сам Солженицын) проживет еще 58 лет, получит Нобелевскую премию и другие награды, и его именем будет названа улица в Москве.

И прототип Сологдина (Дмитрий Панин) проживет еще 37, прототип художника Кондрашёва-Иванова (Ивашёв-Мусатов) – 42 года, а прототип Рубина (Лев Копелев) – 47 лет (и в его честь будет создан фонд в Кёльне).

Жизнь – штука непредсказуемая…

В далеком 1958 году (в год моего рождения) Илья Эренбург написал стихи о том, что «детям юга» трудно понять, «что значит думать о весне».

Сегодня мы снова «думаем о весне» (понимая, что она вряд ли будет очень скоро, но все же будет), и у меня из всей нашей истории наибольший интерес вызывают два периода – хрущевская оттепель и перестройка.

Период перестройки прошел перед моими глазами, в описании его истории я внес некоторый вклад и, надеюсь, еще внесу. А период оттепели мне хочется изучить, понять и прочувствовать.

Сейчас перечитываю мемуары И. Эренбурга, В. Каверина, К. Симонова, книги Б. Сарнова и то, что попадается в Интернете. Кстати, попалась недавно изданная очень полезная хроника С. Чупринина (Оттепель. События. Март 1953—август 1968).

И вот эпизод, на который я раньше не обращал внимания. 19 марта 1953 года (через две недели после смерти Сталина) в «Литературной газете» появилась передовица, написанная ее главным редактором К. Симоновым. В ней среди иного прочего было сказано следующее: «Самая важная, самая высокая задача, со всею настоятельностью поставленная перед советской литературой, заключается в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина».

Как писал сам Симонов, реакция на эту передовую внезапно оказалась очень бурной. «Хрущев, руководивший в это время работой Секретариата ЦК, прочитавши не то в четверг вечером, не то в пятницу утром номер с моей передовой… заявил, что считает необходимым отстранить меня от руководства „Литературной газетой“, не считает возможным, чтобы я выпускал следующий номер». Как объяснил Симонову А. Сурков, Хрущеву не понравилось, что газета призывает писателей «не идти вперед, не заниматься делом и думать о будущем, а смотреть только назад, только и делать, что воспевать Сталина». Правда, Сурков сразу предположил, что «все утрясется». И действительно, пишет Симонов: «На каком-то этапе, не знаю где, в Секретариате или в Политбюро, все, в общем, утряслось. Когда Сурков при мне позвонил в агитпроп, ему сказали, чтобы я ехал к себе в редакцию и выпускал очередной номер. Тем дело на сей раз и кончилось. Видимо, это был личный взрыв чувств Хрущева, которому тогда, в пятьдесят третьем году, наверное, была уже не чужда мысль через какое-то время попробовать поставить точки над „и“ и рассказать о Сталине то, что он счел нужным рассказать на XX съезде