Без права на слабость - стр. 40
– Не хочу тебя расстраивать, но мне реально начхать. Теперь я твой защитник и пусть брательник попробует рыпнуться – мы его понтами огород удобрим, – отсмеявшись, говорит Матвей. – Не ссы, я обещаю красиво ухаживать: цветочки все дела. Ну что, по рукам?
Да ни в жизнь!
Я понятия не имею, чем бы всё закончилось, но на помощь мне приходит преподаватель менеджмента, который появляется в аудитории с опозданием в почти десять минут. Причём заходит почему-то не один, а в сопровождении делегации, состоящей из пышущей гневом деканши и красного как помидор физрука.
– На ваше счастье у меня нет времени на долгие разбирательства, поэтому спрошу коротко – чей это почерк? – Положив на первую парту перед рыженькой исписанный маркером тетрадный лист, Лукреция требовательно стучит по нему ногтем. – Астахова?
– Понятия не имею, – коротко мотает та головой. – Это явно инопланетные письмена. У нас даже Лиховский и тот разборчивее пишет.
– А что сразу Лихо? – возмущённо подаётся вперёд мой шибанутый ухажёр. – Ты текст зачитай для начала, сразу станет понятно, чьи каракули.
Приглаживая пальцами растрёпанные волосы, я невольно кошусь на хмыкнувшего Беду. Не нравится мне его подленький прищур, хоть убейте.
Астахова медлит, потом как-то странно закашливается, глядя на нервно теребящего свисток физрука. Невысокий и довольно плотный, тот смотрит себе под ноги и кажется, вот-вот провалится сквозь землю. Редкие, некогда каштановые волосы слиплись от выступившей испарины, подбородок дрожит, а лицо такое пунцовое, будто прежде чем завести в кабинет беднягу умыли в кипятке.
– Это кто-то из вас! Я точно знаю, больше некому, – мужчина окидывает забитым взглядом присутствующих и продолжает, обращаясь к Лукреции. – Раздевалку превратили в свинарник, я смолчал. Так они на голову залезли! Перед выходными кто туда баллончик краски пронёс и исписал всю несущую стену нехорошими словами на «Х» и на «П»?! Триста двенадцатая группа!
– Это ещё нужно доказать, – зевнул Беда, прикрывая рот кулаком.
– Беданов, самый умный? – гневно глядя в его безмятежно улыбающееся лицо, Лукреция забирает протянутый Ире листок и в одночасье переходит на «ты». – Тогда может, объяснишь нам, почему Иван Степанович обнаружил эту записку сразу после занятий с вашей группой? Да ещё привязанной к ножке козла женскими трусами? «Найди меня, я вся горю!». Что за заявления такие?! Подобного произвола стены нашего университета не видывали с самого своего основания! Какая пигалица позволяет себе разбрасываться здесь нижним бельём? Совсем стыд потеряли?