Без права на награду - стр. 28
– И тут наш Мишаня, дурак дураком, – сокрушенно вздохнул Николай Романович. – Говорит: тогда уличайте меня. Терпежу нету. Хочу детей законных. Годы-то идут.
– Да у него детей целый двор бегает! – махнула на мужа салфеткой Марья Ивановна. – Чего ты, спрашивается, дурень, полез? Уже сейчас был бы брат свободен…
– О чем болтаешь? – рассердился Николай Романович. – Нам дочь выдавать. Какая бы за ней слава пошла?
Интересная история. Главное – поучительная. Очень к месту, как размечтаешься о женитьбе. Голая правда. Без прикрас.
Наблюдая ссору родителей, мадемуазель Шидловская уже роняла слезы в тарелку.
– Меньшой мне брат дороже остальных! – бушевал предводитель. – Потому как последыш. За него душу отдам!
В это время явился управитель и с низким поклоном доложил, что к крыльцу приехала соседка, госпожа Ольховская.
Все за столом напряглись. Хозяева стали переглядываться. Было видно, что гостья непрошеная и очень неприятная.
– Прикатила, так зови, – бросил Николай Романович. – Не гнать же!
Но управитель мялся и мямлил, что госпожа Ольховская встала у крыльца в снег на колени и не идет. Молит о снисхождении.
Семейство поднялось и заспешило вниз, по дороге принимая у слуг шубы и шали.
– Ты что это, Анна Степановна, нас позоришь? – зарокотал предводитель, едва выйдя под портик.
– Жена нашего соседа, – шепнула генералу мадемуазель Шидловская. – Очень богатая. Ее муж Савва на нас прошлой осенью наехал.
– Как наехал?
– Очень просто. Сжег мельницу. Разломал винокуренный завод. Котел пробил, английский, больших денег стоит. Народу погубил человек до пятидесяти. У него свой завод…
«Конкуренция».
– Грозился моего жениха, если встретит, повесить на раките.
– Зачем?
– Так ведь своя дочь есть. И дворец больше нашего.
Вокруг крыльца сгрудились холопы госпожи Ольховской. Сама она приехала в крытых коврами санях. Гайдуки с факелами в руках гарцевали вокруг на холеных лошадях. Темный снег освещался бликами фонарей в руках лакеев.
Гостья стояла перед домом соседа на коленях, разметав вокруг себя шубу из черно-бурой лисицы, и билась головой в снег.
– Анна Степановна! Встань, голубушка! Не совести меня, ведь я дворянский голова! – взмолился хозяин. – На тебя-то, сирота, зла никогда не держал!
– Это правда, – продолжала шептать Катерина. – Соседка добрая. Если б не она, ее муж уж давно бы здесь всех разорил и порезал.
– Ой, не встану! – заголосила госпожа Ольховская. – Батюшка! Благодетель! Милостивец! Не погуби!
«Черти что! – подумал Бенкендорф. – Ни властей, ни закона. Как живут?»
– Помирает мой сердечный! Лихоманка его взяла! Саввушку-то, Саввушку-то моего!