Без Поводыря - стр. 5
– А ныне… – продолжил и замолк. Не находились нужные слова. Чувствовал, что это очень важно именно здесь и сейчас говорить только такие – только нужные. – Опора у меня пропала. Словно на льду стою. Туда или сюда шагнуть опасаюсь – а ну как поскользнусь?! Дел полно, работы непочатый край, а руки опускаются… Вдруг не той дорогой пошел? Или грех какой-нибудь на мне…
Нет, Герочка. Не родня он мне. А обращаюсь так к почившему старцу оттого, что оба мы с ним теперь как бы не от мира сего. Оба померли по одному разу… Однополчане вроде как, едрешкин корень. Тебе, малыш, этого не понять.
Есть, правда, одно отличие. Этот-то, Федор свет Кузьмич, уж точно в то беспросветное место, где миллион лет томилась моя душа, не попал. Я просто в этом уверен! Не ведаю, кем на самом деле был этот старец – царем, не сумевшим найти в себе силы и дальше тянуть неподъемный груз грехов, или другим каким-нибудь дворянином. Но ведь самое-то главное – смог же он вовремя одуматься. Отринуть все неправедное и податься в странствия.
Спорный, конечно, метод. Не наш. По мне – так и вовсе никчемный. В стиле небезызвестного графа Толстого. Все бросить, отречься, обрядиться в вериги и перестать противиться злу. Спасти себя, а до остальных и дела нет. Много бы я наискуплял, если бы в монастырь поклоны иконам бить отправился?! И не верю, что чего-то подобного ждет от меня Господь. Не верю, и все тут! Иметь силы и возможности – и ничего не сделать? Оставаться непредвзятым наблюдателем? Молить и молиться…
– Ты там передай кому следует, Кузьмич, – хмыкнул я. – Фиг ему, а не монастырь. Пусть версту рельсового пути за «Отче наш» принимает, а каждый лишний рубль в крестьянской семье – за «аминь»! И с Кариной разберусь. Не принцесса, чай. И не тайны Мадридского двора. Не так уж и сложно выяснить – кто, скорее всего, отец не родившегося еще человечка. Будут хотя бы сомнения, что я, – не брошу.
Герман испугался. Он так всегда. Чуть что – начинает на немецком молиться. Можно подумать, Богу не все равно – на каком языке к Нему обращаются.
– Вот Герочка мой и отмолит, если что. – Я, похоже, начинал злиться. То-то так щеки вспыхнули. – А ежели чего-то особенного от меня желаешь – хоть знак бы подал. Мне и намека хватит…
И вздрогнул. Почувствовал, что кто-то стоит за плечом, а я и скрипа шагов по снегу не слышал. И револьвер, опрометчиво, за поясом под пальто. Быстро не вытащишь. В шее словно десяток лишних костей образовался, мешающих легко повернуть голову.
– Ваше превосходительство, – негромко, едва-едва чтоб слова было слышно за колокольными перезвонами и свистом ветра, голосом Карбышева выговорил человек из-за плеча. – Дурные вести.