Без масок - стр. 1

«В этом мире очень трудно понять, чему можно верить».

У. Сомерсет Моэм

Утром в редакции разговаривать с кем-либо из сотрудников можно было, только пшикнув тому в лицо спреем с успокоительным. Перед собранием царила атмосфера привычного хаоса, бесконечных звонков и судорожного шелеста листов свежеотпечатанного номера First. Седьмого числа каждого месяца приходили итоговые рейтинги за прошлый месяц и первичные сводки за первую неделю продаж. Этакое пограничное время, когда накосячевшие журналюги могли надышаться перед казнью. Поэтому колумнисты выглядели нервно и срывались на ни в чем не повинных стажерах, которых здесь было немало. Ведь наш журнал считался по-настоящему первым. Вот и набирали способный молодняк, который еще долго будет биться об стену, выстроенную старшими коллегами по цеху.

К возбужденной обстановке замешивался приевшийся бодрящий запах крепкого кофе и типографской краски. Подозреваю, будь на все наша воля, то по центру опенспейса поставили бы фонтан с черным напитком, чтобы кто-то в раше мог купнуться и привести себя в чувства, ну или кого-то за не слишком удачный материал могли мокнуть туда головой. Вполне в духе нашего «капитана». Так, мы именовали Ричарда Уэйда главного редактора журнала First, который с минуту на минуту должен был войти в офис и раздать нам оплеух. Бывший вояка тоже имел журналистское прошлое, но во второй половине жизни переметнулся на сторону бизнеса и денег. А там совсем другие правила. Здесь побеждают цифры и неважно, насколько ты талантлив. Ты можешь писать хоть о золотых рыбках, но если по статистике соберешь более высокий рейтинг, чем твой коллега, пишущий на тему глобализации мировых процессов, то ты в дамках. Печально, но это правда.

Я щелкнула ручкой и тяжело вздохнула, прочитав заголовок своей статьи в разделе светских хроник: «Жозель Мариньон в постеле Мариотт». Под текстом пестрело выразительное фото сексуальной девушки и ее скандального любовника – французского бизнесмена, Винсента Этеля, чьи акции взлетели на прошлой неделе на десять позиций вверх. Что ж, возможно, удачное вложение своей молодости и красоты, леди Мариньон. Хотя разница в тридцать лет смущала не только меня.

Я встряхнула журнал и откинула его на столешницу. Нет, с этим надо что-то делать. Не ради этого я училась пять лет и еще столько же работала в «полях», чтобы писать про личную жизнь очередной певички, которая не вышла ни голосом, ни разумом, к сожалению.

– Эй, Андерсон! Что за мина на хорошеньком личике? Лучше посмотри сюда, – окликнул меня Алекс и положил передо мной черновик своей новой статьи о продажном судье – Эвансе Хантере. Я завистливо вчиталась в первые строчки и пробежалась по диагонали.

– Хорош, – заключила я и пригубила капучино, отозвавшийся на языке сливочным вкусом, горечью зерен и толикой корицы. – И кто твой осведомитель? – сощурилась я на друга.

Алекс растянул губы в хитрой улыбке и забрал материал. Собственно, его улыбка всегда выглядела так, да и взглядом он был похож на лиса из детской книжки. Проныра, как есть рыжая морда. Даже мастью вышел в тон.

– Ты же знаешь, что некоторые леди могут быть очень разговорчивыми. Особенно когда им одиноко.

– Только не говори, что ты пал так низко, что заигрывал с госпожой Хантер.

– Не скажу, – провел он рукой у рта, точно застежкой. Но глаза говорили за него.

– Ты ужасен, – улыбнулась я, но комментировать больше не стала.

– По-моему, это взлет. Причем леди Хантер, – подмигнул он мне, на что я закатила глаза. – Джоан, не стоит делать из меня злодея. Все случилось само собой по воле случая. Триша ходит в один и тот же спортивный клуб с леди Хантер, а я как раз сходил туда к Майку на тренировку. И чтоб ты знала, все это без каких-либо задних мыслей.

Я покачала головой и цокнула языком.

– Скорее, передних.

–Ты сама невинность и чистота, – подмигнул мне приятель. – Зато я тебя спас от очередного приступа меланхолии. А то знаю я этот твой взгляд о потерянном времени.