Бессребреницы - стр. 1
Земля была рыхлой, прохладной и очень вкусной, похожей на дрожжевой пирог с ревенем. Особенно хороша оказалась нижняя часть дерна, сантиметров на двадцать в глубину, словно с нижней части пирог пропекся получше. Правда, дело немного портила трава, покрывавшая дерн, – короткая, густая и жесткая, как свиная щетина. В первый день Соня изрезала об нее пальцы, пытаясь выковырять пригоршню жирной, солоноватой земли из-под толстой шкуры – шкура, думала она, это именно шкура, а не трава. Пальцы и сейчас саднили, покрытые мелкой россыпью почерневших царапин; их надо было промыть, но – негде.
За шесть дней она так и не нашла воды.
Перед высадкой Александр Васильевич заверил Соню, что Город находится совсем рядом, не далее километра к северу. Она десантировалась рано утром, еще затемно, на круглую поляну, окруженную со всех сторон непроглядной стеной леса. Ей не оставили компаса, а ориентироваться на местности из-за особенностей местной флоры было крайне сложно, но от поляны вела прямая, четкая тропа, и Соня должна была добраться до Города самое позднее к полудню. А там бы ее встретили подруги, она бы сказала им, кто такая, и все пошло бы как по маслу.
Так и вышло. Почти. Она пошла по тропе, неестественно ровной, внешне похожей на бетонную беговую дорожку, но упругой, мягко пружинящей под ногами, неясного белесого цвета, напоминающего студень. Тропа не обманула, вывела, куда надо, вот только Города там не было. Там был просто холм, покатый, поросший толстой корой «свиной щетинки», как Соня называла про себя этот странный травяной покров. У него, разумеется, уже имелось научное название, данное земными биологами, но Соня это название быстро забыла. Она вообще почему-то стала все быстро забывать. Но к тому моменту, когда остановилась у подножия голого холма, на котором не виднелось ни Города, ни вообще каких-либо признаков жизни, еще помнила все достаточно хорошо, чтобы подумать: «Черт бы вас побрал, дядя Саша».
Он сказал, что здесь поселение и люди. И вот вам, пожалуйста – ни поселения, ни людей. В принципе, Соня не была особенно удивлена. Большая часть данных, получаемых с Пандоры, отличалась неточностью и противоречивостью, выходившими далеко за рамки статистической погрешности. Проще говоря, даже если снимки со спутника показывали нечто, напоминающее Город, не факт, что это не было чем-то совсем другим.
Так или иначе, вертолет улетел, а ближайший сеанс экстренной связи – на месте высадки через двое суток. Если что-то пойдет не так, как минимум сорок восемь часов Сонечка Пермякова должна была справляться с проблемой сама, прежде чем сможет попросить помощи. Это на Арканаре она могла в любой момент вскочить на коня и прискакать в Пьяную Берлогу. Но то Арканар, там все было по-другому.
Арканар, при всей его липкой мерзости, был куда более человечен. Понятен. Близок.
Сейчас, через шесть дней блуждания по чаще, она начинала думать, что скучает по Арканару.
Разумеется, сначала Соня действовала по инструкции: первым делом решила вернуться по тропе назад на поляну и там подождать положенные двое суток. В других обстоятельствах, на какой-то другой планете она попыталась бы провести разведку самостоятельно, но в этой высадке была строжайше запрещена любая инициатива. Лес слишком непредсказуем. Он слишком враждебен к людям, включая аборигенов, и слишком быстро меняется. Насколько быстро – Соня не сознавала до тех пор, пока не пошла по белесой, смутно мерцающей в полуденном солнце тропе. Она проходила здесь всего час назад. Она пошла и теперь, но пройти сумела недалеко.
Потому что через триста метров тропа закончилась. Вот просто – взяла и закончилась, точно ее обрубили топором. И теперь обрубок упирался в лес, высившийся непроглядной стеной. Лес, которого, Соня могла поклясться, здесь не было час назад.
Ее готовили к этому. Александр Васильевич лично наработал с ней пятьдесят часов инструктажа, но, увы, сугубо теоретического. В точности как перед Арканаром. И Соня по опыту уже знала, что теоретический инструктаж, каким бы он ни был подробным и продуманным, не передаст и сотой доли того, с чем придется столкнуться в первый же день на чужой, неизученной, настороженной планете.