Бессонница - стр. 112

Возможно, «плакал» – сказано слишком сильно. Скорее тихонько пускал слезу. Макговерн сидел, зажав в кулаке носовой платок, и наблюдал за тем, как мама с маленьким сыном играют в мяч на первой базе площадки. Периодически он подносил платок к лицу и вытирал глаза. Ральф, который в жизни не видел, чтобы Макговерн плакал – даже на похоронах Каролины, – на пару минут задержался на подступах к полю, не зная, как поступить: все-таки потревожить Макговерна или потихоньку уйти, пока тот его не заметил.

В итоге он все же собрался с духом и пошел к скамейке.

– Привет, Билл, – сказал он.

Макговерн взглянул на него красными мокрыми глазами, вытер слезы и попытался улыбнуться.

– Привет, Ральф. Ты застал меня врасплох. Я тут немного расклеился, извини.

– Поздно. – Ральф присел рядом с Биллом. – Я уже все видел. А что случилось?

Макговерн пожал плечами и снова поднес платок к глазам:

– Да так, ничего особенного. Просто переживаю из-за парадоксов природы.

– А в чем парадокс?

– У одного моего старого друга – у человека, который принял меня на мою первую преподавательскую должность – случилась радость. Он умирает.

Ральф удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.

– У него пневмония. Его племянница, я так думаю, сегодня-завтра отвезет его в больницу, и его, наверное, положат под капельницу. Только ему это вряд ли поможет: он умирает. И когда он умрет, я буду радоваться его смерти, и это, как я понимаю, меня больше всего и расстраивает. – Макговерн пару секунд помолчал. – Ты вообще ничего не понимаешь, правда? Ну, что я пытаюсь тебе сказать?

– Неа, – подтвердил Ральф – Но все нормально.

Макговерн заглянул ему в лицо, на секунду задумался, а потом фыркнул. Из-за слез было не очень понятно, что означает это глухое фырканье, но Ральф решил, что это все-таки смех, и позволил себе улыбнуться.

– Я сказал что-то смешное?

– Нет. – Макговерн похлопал его по плечу. – Просто я посмотрел на твое лицо, такое честное и серьезное – а ты и вправду как открытая книга, Ральф, – и подумал, что ты мне ужасно нравишься. Иногда я даже жалею, что я – это не ты.

– Только, пожалуйста, не становись мной в три ночи, – тихо сказал Ральф. – Тебе не понравится.

Макговерн вздохнул и серьезно кивнул:

– Бессонница.

– Да, бессонница.

– Извини, что я засмеялся, но…

– Не извиняйся, Билл.

– …но, пожалуйста, поверь мне, это был не просто смех, а смех восхищения.

– А кто он, этот твой друг, и почему это радостно, что он умирает? – спросил Ральф, хотя давно уже догадался, в чем заключается тот парадокс, о котором говорил Макговерн; он был совсем не таким наивным дурачком, каким считал его Билл.