Бессмертный - стр. 45
Поэтому я ходила сама питаться на камбуз, несколько раз объявлялась в кают-компании, где как-то даже сыграла с Клавдией в шахматы.
Не могу сказать, что воспылала к лондорцам внезапной любовью, дистанцию я собиралась соблюдать и впредь. Но все же мой разум возобладал над чувствами: я здесь, чтобы быть пилотом и летать, а не прятаться по углам, а путь к пульту управления у меня был один: продемонстрировать капитану, что я положительно настроена к команде. К тому же, с этими людьми мне в любом случае придется прожить бок о бок полгода, а значит, нужно учиться общаться.
Вечером седьмого дня моего пребывания на «Прометее» я лежала в каюте. Ребра еще давали о себе знать, поэтому, совершив свой ежедневный «обход» и показавшись всем на глаза, мол, я жива и у меня все хорошо, вернулась к себе, чтобы отлежаться.
Пробовала читать, но, хотя глаза быстро бегали по строчкам, мозг категорически отказывался воспринимать информацию. Поэтому закончилось тем, что я отложила считыватель, притянула к себе подушку и так и лежала на животе, крепко ее обняв. В первые дни после травмы такая поза была невозможна, давая нагрузку на ребра, теперь же я с облегчением обнаружила, что стало почти не больно.
Повернула голову, чтобы видеть фото брата.
— Осуждаешь? — спросила тихо. — Играю в любезность, а у самой на душе кошки скребутся. Ты бы, наверное, на самом деле уже со всеми подружился. К тебе тянулись люди, а ты тянулся к ним. — Я вздохнула. — А мне ведь на самом деле никто не нужен.
После смерти Ника у меня случился нервный срыв, и я по настоянию родителей целых два года посещала психолога. И он пытался разобраться не только с моей неспособностью плакать, но и понять, почему за такой короткий срок я умудрилась растерять всех своих друзей. В итоге доктор объяснил это посттравматическим синдромом, а конкретно: боязнью привязанностей из страха потери.
По прошествии многих лет, повзрослев, я признала, что мой детский психолог был прав. Я не сближалась с одноклассниками, понимая, что после школы все мы пойдем своей дорогой и неминуемо расстанемся. Та же история повторилась в КЛА, так как я прекрасно знала, что после выпуска каждый из нас получит назначение, кто куда, и мы можем больше никогда не встретиться. А когда началась реальная служба, ситуация усугубилась пониманием того, что любой из членов моей команды может не вернуться с задания живым. Так что и на флоте друзей я не завела.
А лондорцы? Что будет, даже если я найду в себе силы простить их за Тринадцатилетнюю войну и подпущу слишком близко? Моя нога никогда не ступит на Лондор, через полгода вернусь домой, где все станет как прежде, а этих людей я больше не увижу. А значит, оставить все как есть — наилучший вариант.