Бессмертный полк. Истории и рассказы - стр. 5
Героями были, по большому счету, все. И выражение «всенародный подвиг», это правда… Вспоминаю, один свой уже давний разговор с летчиком, ветераном войны. О боевых вылетах, как я его ни пытал, он почти ничего не рассказал, морщился, уходил от этой темы. Зато подробно описал, как ездил на военный завод на Урале за новыми самолетами.
Их группа добралась на поезде, поселилась в гостинице-казарме и стала ждать вылета обратно на фронт. Прошел день, другой, третий… Летчики стали возмущаться: «Когда? Там бои, а мы здесь прохлаждаемся!» Кто-то из заводского начальства сначала успокаивал, что вот-вот, а потом сказал: «Пойдемте». И завел летчиков в цех. И дальше ветеран заговорил со слезами в голосе, да и на глазах, помню, выступили слезы, поползли по морщинам: «А там пацаны за станками лет двенадцати на ящиках стоят… Девчата с кувалдами… Мы заткнулись и больше не торопили…»
И потому, когда я вижу на шествии «Бессмертного полка» портреты людей с медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «Труженику тыла» – становится особенно… нет, не радостно, а тепло, что ли… Победу добывали не только солдаты, весь народ можно назвать участником той войны.
Отец Елизаветы Емельяновой, моей жены, Анатолий Федорович, воевал. Ушел на фронт в неполные шестнадцать лет, подделав год рождения. Был высокий, рослый, сибирский парень из знаменитого села Сухобузимское. Был артиллеристом, встретил Победу восемнадцатилетним лейтенантом. Потом всю жизнь прожил с документами, по которым был на три года старше.
У жены хранятся несколько фронтовых писем Анатолия Федоровича. И по ним видно, что это совсем мальчишка, почти подросток. Подросток, который командует взрослыми мужиками, видит смерть и получает пули (был два раза ранен).
Наша семья участвовала в шествии «Бессмертный полк». Мы не обсуждали – идти или нет. Это наш долг.
Увеличили фотокарточки; я раздобыл рейки, распилил кусок ДВП, ошкурил края, а дочки наклеили на них белую бумагу, на бумагу – фотокарточки, ниже красивыми, большими буквами написали – «Емельянов Анатолий Федорович», «Сенчин Петр Платонович».
Прошли в Москве. От Белорусского вокзала до Замоскворечья.
Не знаю, как там было в голове колонны, а у нас – трудно сказать, в середине или ближе к хвосту (людей без всякой метафоричности собралось море) – царила торжественная печаль. Печаль не только по погибшим, а по тому поколению, что уходит… Не было выкриков типа: «Можем повторить!» Иногда пели песни военных лет, но не боевые, а – «Бьется в тесной печурке огонь», «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат»… Транспаранты люди несли в основном самодельные, сделанные, как и мой, своими руками.